Словно распустившийся цветок - [103]

После чего, обернувшись ко мне, он проговорил:

– Мама, могу я представить тебе мисс Уитерсби? Мисс Уитерсби, леди Кардингтон.

Мама… Эта женщина – его мать? Но, если она была леди Кардингтон и графиней, то разве это не означает, что сам он является… сэром? По меньшей мере! Вопрос теперь заключался не в том, кто таков этот мистер Тримнелтонбери, а кем был мистер Тримбл?

– Мистер Тримбл, должна признаться, что не совсем…

В прихожей вновь поднялся шум, и оттуда донесся возмущенный голос мисс Хэнсфорд. На пороге появилась молодая женщина, которая присоединилась к графине. Она принадлежала к породе тех чопорных, жеманных и элегантных особ, которых я привыкла видеть в свите охотников лорда Харривика.

Я повернулась к мистеру Тримблу:

– Должно быть, это… ваша сестра?

– Нет. – Молодая женщина протянула ему руку, он взял ее и поцеловал. Когда он обернулся ко мне, я увидела на его лице выражение бесконечной покорности и смирения. – Это – моя невеста, леди Каролина Дансмер. Леди Каролина, могу я представить вам мисс Уитерсби?

Невеста?

– Но…

Молодая женщина разразилась громкими бессвязными восклицаниями и залилась слезами. Мистер Тримбл принялся успокаивать ее, похлопывая по руке и попутно кивая матери. А потом… они исчезли. Все сразу. Мистер Тримбл, его мать и его невеста.

Когда из своего кабинета немного погодя вышел отец, я сидела на стуле, по-прежнему сжимая в руке кисть и пытаясь понять, что же на самом деле произошло.

– Я наткнулся на восхитительную статью об орхидеях в Южной Африке. – Отец огляделся по сторонам. – А где же мистер Тримбл?

Я подняла на него глаза:

– Он уехал. Боюсь… по крайней мере, то есть… он не вернется.

* * *

В тот же день, после полудня, ко мне пожаловала мисс Темплтон, сжимая в руке письмо:

– Я получила потрясающие известия о мистере Тримбле, а вы давеча не дали мне возможности рассказать о них, так что держите! – И она сунула письмо мне в руки.

Я повернулась и подошла к огню. Этой зимой по комнате гуляли жуткие сквозняки, и я застегнула еще одну пуговицу на охотничьей куртке адмирала. Учитывая, что новая оказалась столь облегающей и тесной, я не решилась расстаться со старой.

– Полагаю, вы хотите сообщить мне, что он – лорд Такой-То или сэр Как-Там-Его?

От изумления у нее отвисла челюсть.

– Но я сама только что услыхала об этом. А откуда об этом стало известно вам?

– Они приехали за ним. Его семья, я имею в виду. И тут же уехали.

– Уехали? Куда?

– Домой. Туда, откуда он родом, очевидно.

– В Истли.

– Это где-то на востоке, я полагаю?

Мисс Темплтон кивнула:

– В Эссексе. – Опустившись на стул, она задумчиво прикусила губу. – Он ничего вам не рассказывал о своей семье?

– Нет.

– И даже не намекнул на то, кто они такие?

– Нет.

– А мы еще думали, что он происходит из какой-нибудь семьи с сомнительной репутацией! Я всегда ненавидела его, разумеется, но после знакомства с ним уже готова была едва ли не проникнуться к нему жалостью. Я ведь и вправду полагала, будто он – честный человек, изо всех сил пытающийся своим поведением искупить фамильные грехи. А потом я прочла вот это! – Она помахала письмом. – И сейчас он наверняка сидит за столом у самой королевы и смеется над нами.

– Смеется? – Неужели он действительно способен на это?

– Вам не следовало относиться к нему с такой доброжелательностью, мисс Уитерсби. Да и все мы должны были отнестись к нему со всевозможной строгостью. Так я и знала, что с ним что-то не так!

– Я тоже.

– И вы? А мне почему-то казалось… – Она оборвала себя на полуслове, пристально вглядываясь в мое лицо. А потом встала и подошла ко мне, протягивая носовой платок.

Взмахом руки я отклонила предложение. Сейчас мне от него было мало толку. Тыльной стороной ладони я смахнула слезы, катившиеся по щекам.

– Я всегда по-настоящему ненавидела его, – настаивала она.

– Он намеревался остаться. Он сам сказал нам об этом только вчера. Он собирался заняться счетами и корреспонденцией, а еще раскрашивать мои иллюстрации, чтобы я могла помогать папе. Откровенно говоря, он очень хорошо умел обращаться с бумагами и людьми…

– Людьми?

– …крышами и…

– Крышами?

– …слугами и…

– А что он делал со слугами?

– Он делал все – все, чего никогда не могла сделать я. А потом он просто взял и… А теперь он уехал.

Она привлекла меня в свои объятия, позволяя выплакаться, и я дала волю слезам.

* * *

Всего на один-единственный день я позволила себе надежду. Я позволила себе помечтать о том, что и у меня может быть будущее. Но теперь все мои надежды разбились вдребезги. Я вновь вернулась к счетам, корреспонденции, к восковым цветам или, точнее говоря, это они вернулись ко мне. Слова пастора эхом отдавались у меня в ушах.

«Иначе я бы и дальше делал то, что полагал должным. И как славно сознавать, что больше в этом нет необходимости».

А что, если я откажусь и дальше делать то, что на меня свалилось? Что, если у меня будет выбор? Почему я должна придумывать, как изготавливать восковые цветы? Или как их вязать из ниток? Или скручивать их из гофрированной бумаги?

Потому что за эту работу мне платят – вот почему. А если мы не хотим умереть с голоду и сохранить крышу над головой, нам нужны эти деньги.