Словно птица - [44]

– Твой папа куда только не залезал; он с детства был таким сорванцом… даже немножко чокнутым.

Дедушка отдает мне страховку; я дергаю за ремни, прикидываю. Эта гораздо меньше, чем та, которой папа пользуется сейчас, обрезая высокие деревья; она должна отлично мне подойти.

– Нам нужно будет только привязать побольше ремней сзади, чтобы можно было прикрепить ее тебе к груди, – говорит дедушка и поворачивает страховку, показывая, что он имеет в виду. – И, конечно, ее нужно будет прикрепить к крыльям.

Он быстро кивает своим мыслям, разглядывая ремни; он больше не похож на ворчливого старика, готового спорить со всеми окружающими. Поэтому я не сопротивляюсь. Странно, но кажется, это занятие заметно его меняет. Он больше улыбается, и голос становится мягче. На секунду мне даже удается представить, что это папа сидит сейчас со мной в сарае.

Дедушка щурится, выбирая иглу и пытаясь продеть в нее нитку.

– Давай помогу, – говорю я и сама вдеваю нитку в ушко.

Потом он принимается зашивать надрезы. Он работает быстро и аккуратно, совершенно не повреждая крыло.

– А ты знала, – бормочет он, – что кости в крыле лебедя очень похожи на кости человеческой руки? Удивительно, правда? Некоторые ученые предполагают даже, что мы произошли от птиц.

К тому моменту, когда мы переходим к следующему пункту инструкции, он уже широко улыбается.

Глава 42

Когда приходит мама, дедушка все еще сидит над крыльями с иголкой и ниткой. Он не подает виду, что заметил ее, она тоже ничего ему не говорит. Только достает откуда-то старую куртку, расстилает ее рядом со мной и садится. Медленно скользит взглядом по широко раскинутым крыльям.

– Джек сказал, что ты делаешь что-то для школы, – начинает мама.

– И для папы.

Она кивает:

– Они очень красивые.

Вскоре к нам присоединяется и Джек. При виде того, что мы сделали, у него расширяются глаза.

– Ты их все-таки отрезала, – говорит он. – Или это сделал дед?

Ухмыльнувшись, он усаживается по другую сторону от дедушки и начинает копаться в коробке с хирургическими инструментами.

Я жду, что мама сейчас скажет: «Пора домой». Но она молча наблюдает. Поэтому я помогаю дедушке с альпинистской обвязкой: держу ее, чтобы ему было удобнее пришивать ее к крыльям. Он делает такие маленькие и аккуратные стежки, что их практически не видно.

– Как здорово у тебя получается, – говорю я.

– Просто практика.

У него даже руки не дрожат. Сейчас, помогая мне со школьным проектом, он выглядит совершенно иначе. Я уверена: мама тоже это заметила.

Спустя еще какое-то время Джек начинает вздыхать и поглядывать на часы.

– Крылья никуда не улетят, – говорит он. – Давайте уже поедем домой, а?

Мама кладет руку мне на плечо и поднимается.

– Поехали, Айла, уже почти девять.

Дедушка прекращает шить, растерянно поднимает на нас глаза.

– Но я не хочу останавливаться, – говорю я, потому что мне в голову вдруг приходит одна мысль. – Мне хочется закончить эту модель в подарок папе до его операции.

Мама крутит кольца на пальцах, думает.

– Я могу потом привезти ее домой, – говорит дедушка. – Или просто отвезти утром сразу в больницу.

Я смотрю на дедушку. Мы все на него смотрим. Так непохоже на него: предложить какую-то помощь. Сначала мне кажется, что мама не знает, что ему ответить. Приподняв брови, она переводит взгляд на меня.

– Тебе решать, малыш.

Я киваю, думая о папе… Сейчас я готова сделать что угодно, чтобы хоть немного ему помочь. Даже такую странную вещь, как принести ему модель летательной машины.

– Хочу все поскорей закончить.

И это правда. Мы уже так близки к концу, глупо было бы останавливаться. Даже если для этого мне снова придется ночевать у деда.

Мама встает и гладит меня по голове.

– Будь умницей.

Но мы с дедушкой не ложимся спать и работаем еще много часов, превращаем крылья в летательную модель, которая действительно постепенно начинает двигаться. В какой-то момент дедушка приносит еще одну лампу из другой части сарая, чтобы нам было лучше видно. А спустя какое-то время – несколько старых одеял, которые мы набрасываем на плечи. Они такие пыльные, что у меня начинает першить в горле. Потом мелкие буквы на страницах начинают расплываться у меня перед глазами. Я зарываюсь в одеяла и просто смотрю, как работает дедушка. Он очень сосредоточен, полностью погружен в свое занятие. Наверное, он бывал таким же серьезным, когда работал ветеринаром. А потому и был так уверен, что сам сможет ухаживать за бабушкой; и сильно разозлился на папу, когда тот увез ее в больницу.

Я уже по-настоящему сплю к тому моменту, когда дедушка откладывает нашу модель и смотрит на меня.

– Эй, – говорит он, – пойдем в дом, попьем чего-нибудь.

Мы выходим из сарая; ветер уже стих. Единственный звук – это скрип наших шагов по дорожке. Когда мы заходим в освещенную кухню, я начинаю тереть глаза, потом долго смотрю в пол, пока привыкаю к яркому свету.

Мы садимся на диван и потягиваем чай, горячий и сладкий. Дедушка выглядит уставшим, но не изможденным. Его глаза сверкают. А сама я снова куда-то уплываю; чувствую только, что дедушка забирает чашку у меня из рук. Моя голова падает на подушки, и я проваливаюсь в сон.