Словарь цвета поэзии Иосифа Бродского - [41]
там в холодной тьме, / там кто-то плачет (1, 233)
Во тьме идешь домой (1, 233)
Не ты ль поник во тьме седой главой (1, 233)
Не та ль во тьме прикрыла взор рука (1, 233)
В объятьях крепкой тьмы (1, 233)
со всех сторон лишь тьма, лишь тьма и вой (1, 234)
летит во тьму, не тает (1, 235)
покуда снег летит во тьму оттуда (1, 235)
И козодой во тьме кричит (1, 240)
Барханы их внизу во тьму несут (1, 254)
не подал виду и шагнул во тьму (1, 255)
во тьму его птенцы, / взмахнув крылом зеленым, мчат по свету (1, 255)
Песок и тьма. Кусты простерли ниц (1, 257)
Он поднял взгляд во тьму (1, 258)
В глубоком сне, во тьме (1, 259)
И пышный куст над ней / возносится пред ним во тьму (1, 259)
И сонмы звезд блестят во тьме ночей (1, 260)
А если ей удастся той же тьмой / и сучья скрыть (1, 262)
она стремит свой свет во тьму (1, 265)
Летит состав, во тьме не видно лиц (1, 265)
Покинул во тьме постель (1, 269)
Остается возможность во тьму (1, 276)
То ли тьмою / заглушает ропот берез (1, 280)
«Светоч и тьма – вроде два брата» (2*, 7)
Отче, дай мне поднять очи от тьмы кромешной (2, 16)
и помчимся во тьму (2, 17)
Целой жизни во тьму бегство (2, 17)
может уйти во тьму (2, 18)
бегство во тьму второй – знак отступленья (2, 18)
сей безграничной тьмы (2, 18)
Я боюсь погружаться во тьму (2, 21)
одновременно движутся во тьме (2, 29)
хрусталик погружается во тьму (2, 37)
царапаются кусты, / и постукивает во тьму / сердце (2, 46)
и уставясь во тьму (2, 47)
Нехватка хлеба, / и я зажевываю тьму (2, 58)
Я тьму вытесняю посредством свеч (2, 70)
белеть во тьме, как новый Парфенон (2, 87)
И крошит тьму дождя порыв (2, 91)
Точно так свеча во тьму / далеко видна (2, 100)
Во тьму, во мрак, застлали тьму ковром (2, 104)
борясь, что сил, с виденьем тьмы, пустот (2, 104)
и тают, здесь, во тьме, меж глаз блестящих (2, 105)
последний дым послав во тьму за смертью (2, 106)
Товарный мчит во тьму (2, 108)
гудок / взревел во тьме – все стадо спит (2, 108)
в большой пролом, во тьму (2, 108)
называем царством тьмы / этот край (2, 117)
мир твой будет потрясен / лицом во тьме и лучезарной тенью (2, 123)
Так, шествуя отсюда в темь, / но без тревоги (2, 161)
лицом во тьме и тенью столь, / столь лучезарной (2, 162)
Античный зал разжевывает тьму (2, 170)
Предпоследний этаж / раньше чувствует тьму (2*, 200)
И все общество резво / убегает во тьму (2, 206)
Можешь спокойно лететь во тьму (2, 218)
«И он во тьму / воззрился и сказал» (2, 262)
Чего ты там таращишься во тьму? (2, 266)
Тогда стоишь и пялишься во тьму (2, 279)
твой светоч мою тьму не веселит (2, 283)
Я чувствую, что шествую во сне я / ступеньками, ведущими из тьмы / то в бездну, то в преддверье эмпирея (2, 284)
И полуостров постепенно таял / в полночной тьме (2, 306)
(бледный исцелитель / курсисток русских отступил во тьму) (2, 321)
И тогда во тьме / на миг блеснуло что-то на причале (2, 327)
Он тащится во тьму (2, 354)
Кренясь Пизанской башнею к бумаге / во тьме ночной (2, 361)
и во тьму – / вершиною, стоит передо мной (2, 377)
Как бы явь / на тьму ни налагала арест (2, 389)
твой испуг / одушевляет тьму (2, 393)
Черная фелукка… / и растворяется во тьме (2, 399)
Когда опротивеет тьма, / тогда я заговорю (2, 422)
В недрах буфета тьма (2, 423)
увидит он смертную тьму (3, 13)
в ту черную тьму, / в которой дотоле еще никому (3, 15)
для света нет иголок / и нет для тьмы (3, 24)
Мы уходим во тьму, где светить нам нечем (3, 33)
Прохожий с мятым / лицом, сравнимым во тьме (3, 46)
И впадает во тьму… / руки твоей устье (3, 49)
Он успешно латаем / светом взапуски с тьмой (3, 55)
в рукотворную тьму / погруженных по кровлю (3, 57)
Тьма скрадывает, сказано, углы (3, 69)
«Ты боишься смерти?» – «Нет, это та же тьма» (3, 77)
То, что кажется точкой во тьме, может быть лишь одним – звездою (3, 81)
выпачкав платье тьмою. / Я заснул (3, 82)
И надо / всем пылают во тьме… / письмена Кока-Колы (3, 83)
Океан громоздится во тьме, миллионы лет (3, 83)
тело стоит во тьме: / на его лице, у него в уме (3, 90)
сочетание всплеска / лишней воды с лишней тьмой (3, 160)
вещь может дать / тамерланову тьму (3, 175)
что не так источает свет, / как поглощает тьму (3, 179)
Так действует плотность / тьмы. Ибо в смысле тьмы (3, 182)
Ибо в смысле тьмы / у вертикали плоскость (3, 182)
Сколько глаз ни колешь / тьмой (3, 184)
уходящий во тьму / мир (3, 257)
Грядущее есть форма тьмы (3, 384)
Из тьмы / зала в ответ раздается (4, 161)
Но там чернеет зал, / пугающий глубиной и тьмой (4, 179)
И чернильная тьма / наступает опять (HYPERLINK http://brodsky.ouc.ru/kto-k-minuvshemu-glukh.html)
В освежающей тьме запылает цветущий гранат (РНБ, ед. хр. 130)
и лучшие из нас спешат во тьму (РНБ, ед. хр. 150)
Звездные цифры, знаки / молча во тьме витают (РНБ, ед. хр. 183)
Ночью к кладбищенской церкви по древесному корню / я приплелся во тьме, озираясь тревожно (РНБ, ед. хр. 218)
Он порождал лишь видимую тьму (РНБ, ед. хр. 222)
Но тьмы здесь нет (РНБ, ед. хр. 262)
и по-кошачьи уходит во тьму (Box 193 f-2 4240)
Узор 12
сиреневый узор благословен (1, 161)
разглядев получше узор, / оттеняющий белизну (2, 63)
(как тонкие пальцы – предмет, узор) (2, 74)
Раскраска – та ж, узор ничем не смят (2, 102)
От составителя и издателяВыбрать из 153 интервью самые интересные, самые содержательные, избежав повторений, оказалось весьма непросто. Повторы смущали и самого Бродского, но он их воспринимал как неизбежность жанра интервью. Однако нам представляется, что для читателя повторы представляют немалую ценность, ибо подчеркивают круг идей, которые не оставляли Бродского в покое в течение всей его жизни. Кроме того, чтобы исключить повторы, пришлось бы подвергнуть некоторые интервью своего рода цензуре, что в высшей степени неэтично: все собеседники Бродского вправе рассчитывать, что при перепечатке их интервью не будут изменены.
Жизнеописания Иосифа Бродского не существует, несмотря на вполне закономерный интерес читателей к его личности и судьбе.Книга «Иосиф Бродский глазами современников (1996–2005)» в известной степени восполняет этот пробел в истории культуры XX века.Читатель видит поэта глазами его друзей, переводчиков, издателей из России, США, Англии, Франции, Италии, Польши, Швеции, Израиля. В итоге создается широкая картина жизни Иосифа Бродского в разные периоды. Читатель получает представление о личности одной из самых ярких и загадочных фигур последних десятилетий русской и мировой культуры.Валентина Полухина — профессор Кильского университета (Англия), специалист в области современной русской поэзии, автор ряда работ о творчестве Иосифа Бродского «Joseph Brodsky: A Poet for Our Time» (CUP, 1999), «Brodsky Through the Eyes of his Contemporaries» (London: Macmilan, 1992) (расширенные русские версии: «Бродский глазами современников» (СПб.: Журнал «Звезда», 1997) и «Словарь тропов Бродского» (совместно с Юлей Пярли; Тарту, 1995))
«Величие Иосифа Бродского как поэта связано с его предположением, что жизнь должна измеряться требованиями искусства, но не наоборот. Эти беседы демонстрируют, что его дружба оказывает равно возвышающее и стимулирующее воздействие на одаренных современников. Бродский возник как своеобразный озонный слой, сам по себе предохраняющий и увеличивающий вероятность поэтической жизни в наше время. Беседы, действительно, исполнены жизни и весомо свидетельствуют о высокой силе Иосифа.»Шеймус Хини, лауреат Нобелевской премии по литературе (1995)
Естественно, что и песни все спеты, сказки рассказаны. В этом мире ни в чем нет нужды. Любое желание исполняется словно по мановению волшебной палочки. Лепота, да и только!.. …И вот вы сидите за своим письменным столом, потягиваете чаек, сочиняете вдохновенную поэму, а потом — раз! — и накатывает страх. А вдруг это никому не нужно? Вдруг я покажу свое творчество людям, а меня осудят? Вдруг не поймут, не примут, отвергнут? Или вдруг завтра на землю упадет комета… И все «вдруг» в один миг потеряют смысл. Но… постойте! Сегодня же Земля еще вертится!
Автор рассматривает произведения А. С. Пушкина как проявления двух противоположных тенденций: либертинажной, направленной на десакрализацию и профанирование существовавших в его время социальных и конфессиональных норм, и профетической, ориентированной на сакрализацию роли поэта как собеседника царя. Одной из главных тем являются отношения Пушкина с обоими царями: императором Александром, которому Пушкин-либертен «подсвистывал до самого гроба», и императором Николаем, адресатом «свободной хвалы» Пушкина-пророка.
В статье анализируется одна из ключевых характеристик поэтики научной фантастики американской Новой волны — «приключения духа» в иллюзорном, неподлинном мире.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.