Слова и наставления. Т. 1-2 - [22]
А сколько мучений и гонений он вытерпел! Мы знаем о его постоянных страданиях — о распрях между знакомыми и чужими людьми, о смертях, которые он пережил, о поношениях от врагов Православия, которые перенес благодаря тому, что был истинным апостолом Божиим.
Излишне говорить и о долгих мучениях, которые он испытал из–за своих болезней, и об терпении Иова в последние дни, когда уже никакие лекарства не могли облегчить страданий. Все его тело было одной незаживающей язвой. Так во всем он смог уподобиться святым. Немощь плоти придавала силы его душе, и она свидетельствовала о силе Божией.
Жизнь и наставления отца Димитрия были просты и незатейливы. Он сам — человек негордый, кроткий, благородный, мягкий, деликатный, с чуткой душой, внимательной мыслью, приветливым словом. Легко воодушевлялся, радовался, с большим юмором рассказывал обо всем, создавал вокруг себя теплую, приятную атмосферу.
Он заботился о том, чтобы удовлетворить всех, не подвести никого, не поставить в неловкое положение, он избегал суда, оправдывал или покрывал людей и их поступки. Он говорил много, если предмет беседы не был праздным, его слова открывали красоты его собственной души. От общения с ним люди уходили измененными, наполненные мыслями, которые переворачивали все внутри их, им передавался тот огонь, который Бог зажег в душе отца Димитрия. Батюшка возделывал души людей.
Его подлинная жизнь, скрытая от человеческого взора в Боге, была непостижима для наших запутанных помыслов и суждений. Если она не вызывала осуждения нашими человеческими критериями, то, по крайней мере, на него смотрели с недоумением, ибо его жизнь была по–человечески эгоистична и бесполезна. У людей «духовных» отец Димитрий вызывал соблазн, среди неверующих слыл безумцем. Но если бы не его житие в юродстве Христа ради, то и он сам бы не стал человеком Божиим, но персоной обычной, понятной и приятной для людей душевных (1 Кор. 2, 14).
В нем действовало живое таинство. Он ходил посреди нас, жительство же его протекало на небесах (Флп. 3, 20). Он жил в мире ином. Глядя на него, мы видели лишь оболочку, за которой скрывалась тайна. А иначе и быть не могло, ибо отец Димитрий не был способен принять дух мира сего. Наделенный умом Христовым (см.: 1 Кор. 2, 16), он имел отличный от нас дух и мировоззрение. Поэтому люди его не понимали.
Как по–человечески можно объяснить то смирение, с которым он говорил о себе, пересказывал возвышенные слова, которые люди произносили в его адрес, открывал опыт своей духовной жизни и путь восхождения своего сердца? Как одним лишь человеческим взором можно было прозреть огонь, воспламенявший его душу, делающий ее безудержной и «безумной»? Как могли высказывания отца Дмитрия о сатане не вызывать сомнение у тех людей, которые сами никогда не боролись против духов злобы поднебесной (Еф. 6, 12), а единственное, что знали, были их собственные страсти, вызывающие болезни их тел?
Смиренный батюшка с кротостью слушал рычание мысленного льва (см.: 1 Петр. 5, 8), который искушал его искушениями преподобного Антония Великого. Когда он приближался к нему и толкал на грех, смирение батюшки разрушало его намерения.
Кроме того, отец Димитрий держался твердо, непримиримо, неуступчиво и неподкупно посреди людей, шатающихся и сообразующихся с веком сим (Рим. 12, 2). Когда на него ополчались враги и люди, опасные для Церкви и нации, он ловко обходил острые углы, и все становилось на свои места. Друзи… и искренние (Пс. 37, 12) кричали ему: «Что ты наделал! Разве недостаточно того, что ты выжил из ума, так теперь ты еще хочешь и нас свести с ума и причинить нашей деревне неприятности. Ладно, но хотя бы о себе подумай!»
А он предпочитал невзгоды и по ночам убегал в пещеры. Там, преклонив колена на холодный пол, он воздевал руки, призывал Бога в свидетели и помощники. Таких же принципов и строгости он придерживался и в отношении обмирщения своей паствы, и во всех церковных вопросах.
Особо стоит сказать о его всепоглощающей любви. Повторю, что имел огромную любовь к пастве, был очень близок народу, щадил людей, жалел их, всегда распахивал свое сердце для общения. Для деток — карамельки в руках, для неимущих — монетки в сто и пятьсот драхм. Его интересовало многое — библиотеки, культурные мероприятия, он навещал прихожан, дарил им подарки, писал письма. Но никто не рассматривал его присутствие как общественную деятельность. Оно было всегда органично. На самом деле его истинная жизнь протекала вне этого, в тишине и покое Небес, силы ему давала мистическая жизнь во Христе.
Он имел большую многодетную семью и вместе с тем был аскетом и подвижником, жил с Богом, «удалившийся житейских красот» и «пребывающий в своем сердце, пребывающий в Боге». В мире для него не осталось ничего, кроме добродетелей уважаемых им людей и святых, которые он впитывал в себя со многим вниманием. Он нигде не отдыхал, но бежал из одного монастыря в другой, от одной святыни к другой, этим являя свой отказ от мира и общение со всеми святыми (Еф. 3, 18).
Он на самом деле жил с Богом и со святыми, с Ним говорил ночью во снах, днем в уме. Он жил вместе с архангелами и святыми, просто и естественно. Его брак был благословлен архангелами. В другой раз он испросил «благословение» у святого Николая разогнать беспорядочные толпы повстанцев, бия их своей клюкой. Однажды он потребовал от святого Георгия, чтобы вновь забил высохший источник, и когда вода забурлила, то просто сказал: «Ага, святой Георгий, ну спасибо, благодетель ты наш!» Он ни при каких обстоятельствах не оставлял чтения акафиста святому Нектарию Эгинскому. Его духовные беседы с Богородицей не прекращались никогда. Вместе с Ней он шел по дороге, с Ней жил, возвращался домой и был повсюду.
