Слова духовно-подвижнические - [262]

или с <женщиной и ее> двумя лептами,[1405] или с <разбойником>, получившим прощение на кресте.[1406] Ибо спасения нашего Он ищет, а не причин для того, чтобы мучить нас.

13. Поскольку же лицо Его на всякий миг обращено к прощению, Он, пользуясь незначительными и малыми, почти ничтожными средствами,[1407] снова и снова посредством кажущихся случайностей и <непредвиденных> обстоятельств изливает на нас обильную благодать, которая, подобно океану, не знает меры.

14. И тому, кто показывает хотя бы малое страдание и волю к сокрушению о происшедшем, Он сразу, в тот же час, без промедления, дарует прощение грехов. Кто способен увидеть[1408] все эти <благодеяния>, которые совершены Христом, Господом нашим, для мира? Когда вся совокупность творения оставила и забыла Бога, усовершенствовавшись во всяком лукавстве, по Своей собственной воле и без просьбы <со стороны людей> сошел Он до их жилищ и жил среди них в их теле, как один из них, и с любовью, которая превыше знания и слова всех тварей, Он умолял их обратиться к Нему и показывал им то, что относится к преславному сотворению мира грядущего, — Он, Который еще прежде сотворения миров намеревался даровать твари такие блага! Он простил им все грехи, которые они раньше сотворили, и подтвердил истину этого примирения посредством убедительных знаков и чудес и откровений им о Его тайнах; после всего этого Он снисходит до такого снисхождения,[1409] что хочет, чтобы Отцом называло Его грешное естество[1410] ^— прах от земли, презренные люди, плоть и кровь. Без великой любви могло ли это произойти?

15. Кто же, видя и слыша подобные вещи, подвигнется к воспоминанию о собственных грехах, которые ввергнут его в сомнение такого <рода>: «Простит ли мне Бог, если я прошу Его, те грехи, о которых я болезную и от воспоминания о которых мучаюсь, из–за которых, хотя я гнушаюсь ими, я падаю, но после <того, как они> случились, причиняемая ими боль бывает сильнее, чем даже жало скорпиона; и хотя я ненавижу их, я остаюсь посреди них, и хотя каюсь в них со страданием, снова жалостным образом возвращаюсь к ним».

16. Вот как, наверное, многие богобоязненные <люди> думают — те, которые заботятся о добродетели, но бывают одолеваемы страстями, которые плачут о грехе, и однако по причине собственной неустойчивости постоянно падают:[1411] они все время живут между грехом и покаянием.

17. Не будем сомневаться в надежде на наше спасение,[1412] о люди, ибо Тот, Кто претерпел страдания ради нас, всячески заботится о жизни нашей;[1413] милосердие Его превосходит сознание наше, благодать Его больше, чем <то, о чем мы> просим Его. Ибо десница Господа нашего простерта ночью и днем, и Он следит за тем, чтобы поддержать, успокоить и поощрить каждого, особенно если Он обретает тех, кто переносит даже малое страдание и печаль о том, чтобы грехи их были [прощены] и кто опечален малой степенью [своей правед]ности, которая похищается у них время от времени при борьбе со страстями и с грехом.[1414] Пользуясь даже такими малыми средствами, как эти, хочет Он сделать их наследниками Царства Небесного и привести их беспрепятственно в радость Его.

18. Ибо Богу, Спасителю нашему, слава во Христе Иисусе, Уповании нашем, вместе с поклонением и честью в обоих мирах, которые Он сотворил для нашего упражнения и наслаждения,[1415] во веки веков. Аминь.

> Беседа 41

> Снова его же. Увещание вместе с необходимыми предостережениями, соответствующими данной теме. [1416]

1. Остережемся в душах наших, возлюбленные, и поймем, что, хотя геенна и подлежит ограничению, весьма страшен вкус пребывания в ней,[1417] и за пределами нашего познания — степень страдания в ней. Тем более устремимся к тому, чтобы вкушать любовь Божию через постоянную мысль о Нем и избежать опыта геенны, <который происходит> от небрежения. Остережемся растрачивания <себя> на многое и праздности в нашем сосредоточенном <образе жизни>, чтобы, избегая как пустых тайных бесед, так и явной праздности, мы получили ощущение тех милостей в самих себе. О богатстве хорошо, чтобы говорил богатый, и о чине свободы должен говорить тот, кто ей обладает; о Боге же должен говорить тот, кто удостоился Бога благодаря своей добродетели. Но тому, чьи действия являются обвинителями против него самого и чья совесть обличает его самого, ненавистно даже и говорить о благе — особенно если он говорит не в обличение самому себе, а как уверенный в <собственной> праведности.[1418] Хорошо и прилично рассуждать о величии благости Божией, о тайнах Его милостей, являемых действиями Его, — <милостей>, хотя и сокровенных, однако же раскрывающихся благодаря их внешним проявлениям в мире, — но для людей низменных и повинных[1419] стыдно даже дерзать <говорить> на эти темы. […] для каждого хорошо, когда он говорит. Красота истины подходит к прекрасным устам. «Святое соответствует святому в полноте их; огонь ожидает огня, и благоговейному сердцу — хранить в святости красоты Божии».[1420] Что же до нас, низменных, то как дерзнем мы уверенно <говорить> о собеседованиях, относящихся к чину детей? Даже когда мы будем подходить к этому с милостью, наше грешное сердце может наполниться прозрением, но также и стыдом. Огонь святилища не мог вынести тех, кто не принадлежал к колену священников.