Слова через край - [97]

Позже Маджорани вместе с женой пошли навестить ребенка в больнице. Они задолжали сапожнику и, чтобы не проходить мимо его мастерской, сделали большой крюк.

В больнице жена сказала Маджорани, что фильм восторженно приняли во многих городах. И вновь начала подбадривать его, убеждать пойти на студию насчет работы. Он ответил, что к Де Сика он ни за что не пойдет, но не объяснил почему. Кончилось тем, что супруги начали ссориться в этой длинной палате, сами не замечая, что говорят на повышенных тонах и больные дети молча и с любопытством глядят на них. И сын тоже смотрел на них, не произнося ни слова.

Как-то под вечер Маджорани, сам не зная как, очутился у ворот Киногородка. Привратник не хотел его пускать, но одному машинисту, который работал вместе с Маджорани на фильме, удалось провести его. Они вместе выпили, потом Маджорани принялся обходить съемочные павильоны, спрашивая, нет ли какой работы. Таких, как он, безработных, было и там хоть отбавляй. Маджорани говорил, что он готов быть статистом, грузчиком, делать что угодно, лишь бы наконец принести домой хоть немного денег. В одном из павильонов снимали фильм. Кто-то сказал режиссеру, что пришел Маджорани, рабочий из «Похитителей велосипедов», — он стоит за дверью, просит работы. Режиссер — его фамилия была Радвани — понял, что Маджорани дошел до последнего предела, и дал ему маленькую роль в своем фильме.

У супругов вновь появилось на что жить. Маджорани смог принести сыну апельсины и сласти. Жена говорила: «Вот видишь, разве я была не права?» Казалось, жизнь налаживается. Он завел много знакомств среди кинематографистов, но это были уже не нищие и безвестные люди, как во время съемок у Де Сика, а знаменитые актеры, потрясающе красивые женщины, например Валентина Кортезе или Виви Джой. Он беседовал с ними как равны а жена не переставала твердить: «Видишь, кто был прав?» Но это счастье длилось считанные дни, потом еще одно рукопожатие, слова прощания, и Маджорани вновь очутился на улице.

«Сходи к Де Сика», — опять твердила ему жена. Но он отказался, ведь он не сдержал своего обещания, своего честного слова. «Де Сика начинает снимать новый фильм, — настаивала жена, — он что-нибудь для тебя найдет, должен найти». — «Я не актер, я бездарность», — отвечал Маджорани. Такое самоуничижение почти доставляло ему удовольствие; не имея возможности хаять других, он отводил душу, понося самого себя. Он проклинал судьбу, ему казалось, причина всех несчастий — кино; да, конечно, кино виновато и в том разладе, который происходит между ним и женой. Маджорани заявил, что, может, он и не способен быть актером, однако же стать вором или бандитом, таким, как Джулиано, он сумеет. И, не оглянувшись, ушел из дому, хлопнув дверью. Жена бросилась следом, звала его в тумане долго и тщетно. В прощальных словах мужа ей почудилось какое-то мрачное предзнаменование.

Маджорани брел по городу, как он бродил в фильме в поисках похищенного велосипеда, шагал и шагал среди тумана. Он и сам не знал, куда идет. Он устал и вконец растерялся. Ему хотелось принести что-нибудь сладкое больному ребенку, но не было денег. Проходя мимо кинотеатра, где показывали «Похитителей велосипедов», он видел, как очень хорошо одетая дама, выходя из кино, вытирает слезы. Он тоже решил пойти. Билетерша сначала не впускала его, хоть он и уверял, что он главное действующее лицо в фильме, но потом все-таки смилостивилась. Маджорани поглядел фильм и тоже очень растрогался. Потом, на улице, идя в толпе, которая его не замечала, он наблюдал, как люди выходят из кино, поднимают воротники, направляются в свои теплые квартиры, выбросив из головы все, что только что видели.

Жена в отчаянии прибежала к Де Сика. Она подумала, что муж, возможно, отправился к нему. Но Де Сика был занят — снимал сцену своего нового фильма «Чудо в Милане». Женщине пришлось ждать, пока кончится съемка. На площадке — большой луг, застроенный жалкими лачугами, и добрая сотня бедняков. Они пели.

Клочка земли нам хватит, чтоб жить и умирать,

Лачуги ветхой хватит, чтоб жить и крепко спать,

Сапог нам дайте пару да хлеба каравай,

Лишь на таких условьях в грядущий верим рай!

Увидев жену Маджорани, Де Сика прервал работу. Женщина, плача, рассказала ему все, все, чего он не знал и даже представить себе не мог. Где Маджорани? Они сели в автомобиль и отправились на поиски.

А Маджорани все бредет и бредет но улицам Рима, проходит через пассаж на площади Колонны, идет мимо здания парламента, поднимается вверх по виа Венето, полной людей, причастных к кино. Из отеля «Эксельсиор» выезжают огромные автомобили с номерами дипломатического корпуса. Его приводит в себя чей-то голос: «Чао, Маджорани!» Это актриса Виви Джой. Маджорани отвечает на приветствие и движется дальше. Каждый его шаг словно превращается в усталые, волочащиеся шаги сотен, тысяч человек. За ним следуют все персонажи фильмов, которые в послевоенные годы взывали к людям о помощи, — расклейщик афиш Антонио, священник из картины «Рим — открытый город», дети из «Шуша», мальчик из фильма «Германия, год нулевой» — и толпы, толпы зрителей, которые плачут в залах кинотеатров, толпы, которые рукоплещут в сердечном порыве выдуманному персонажу и ничего не делают для персонажа реального. Он идет, а в агентства печати тем временем поступают телеграммы: «Пришлите нам фото и биографию Маджорани». Он идет, а на полосе одной из американских газет появляются его фотографии, которые сделали два журналиста перед обезлюдевшим заводом. На одном из снимков он радостно смеется с ребенком на руках, потом еще и еще фотографии — он, жена, дети, и все улыбаются, все кажется сплошным большим праздником. В какой-то другой американской газете появляется крупный заголовок: «Маджорани — безработный». А он все бредет и бредет…