Слова через край - [117]

Сильвия в растерянности выходит на улицу. Как смешалось все у нее в голове, как хочется плакать. Вокруг все свидетельствует о том, что великий день скоро достигнет своего апогея, приближается роковой час. На площадь Венеции стекаются отдельные группы с флагами, штандартами, транспарантами, все провинции прислали в Рим своих делегатов.

Светит солнце, настоящий праздник. Может, она не права? В ушах у нее звучат слова священника. Смириться, не судить других, думать о детях, о семье, о своем долге жены, матери, а также итальянки.

Почти сама того не замечая, Сильвия направляется в сторону редакции, где служит Карло. Мысленно она уже беседует с ним, и губы ее чуть заметно шевелятся. Она прошла площадь Венеции со сверкающим белизной памятником королю Виктору-Эммануилу и балконом, откуда будет выступать дуче. Весь мир — в ожидании его речи. Ее невольно захватывает общая атмосфера. Какие-то молодые чернорубашечники загораживают ей дорогу, твердя, что она красива, очень красива, но ее это вовсе не раздражает. Она спешит увидеть Карло, попросить у него прощения.

Сильвия входит в здание редакции и в длинных коридорах сталкивается с главным редактором Мариани.

Мариани бредет к выходу, он в шляпе, с раскрытым, туго набитым бумагами портфелем под мышкой. Лицо у него землисто-серое.

— Пришли отпраздновать приятное событие?

Сильвия непонимающе глядит на него. А Мариани с поклоном и саркастическим смешком удаляется по коридору.

Сильвия входит в типографию, ее оглушает гул машин. Карло там, в глубине цеха, стоит в окружении коллег и рабочих, которые, очевидно, его поздравляют. В руках у них бокалы с шампанским. Карло заканчивает коротенькую речь словами, что назначение ответственным редактором удивило его и даже чуть испугало. Совпадение этого события с предстоящей речью Муссолини накладывает на него серьезнейшую ответственность. Он выражает благодарность Мариани, своему учителю и другу, которому все мы многим обязаны. А теперь, друзья, за работу! Аплодисменты, все занимают свои рабочие места, на наборном столе — пробные оттиски заголовков для экстренного выпуска газеты. Выпуска, который сообщит о начале войны. Слово «война» набрано на оттисках разными шрифтами, один — огромный, чуть не во всю полосу. «Итальянский народ вступает в войну!» Сильвия решает было уйти, боится, что помешала, но кто-то уже заметил ее. Карло спрашивает, от кого она узнала о назначении, ведь эта новость стала известна всего лишь час назад, удивив больше всех его самого.

Все вокруг улыбаются ей, кто-то даже вновь начинает аплодировать. Сильвия признается, что сама толком не знает, зачем пришла, возможно, почувствовала необходимость окончательно загладить то столкновение, что недавно произошло между ними. Его распирает от самодовольства, он целует ее на прощание… В это время к ней подходят Чезаре и другие коллеги мужа, поздравляют. Сильвия краснеет и, заикаясь от волнения, бормочет, не обращаясь ни к кому в отдельности:

— До свидания, до вечера, сегодня у нас на террасе…

Ей представляют молодого журналиста Антонио — новичка, совсем недавно приехавшего из провинции. Он красивый парень, но робок и смотрит на Сильвию с немым восхищением.

Потом Чезаре ведет ее сквозь лабиринт линотипов, мерный, убаюкивающий шум которых подобен морскому прибою. Спускаясь по лестнице, он неожиданно пытается ее поцеловать. Она его отталкивает. Чезаре разражается резким, язвительным смехом:

— Я вас понимаю. Нельзя наставлять рога ответственному редактору самой влиятельной в Риме газеты.

Сильвия возвратилась домой, снова надела халат, вынула свой дневник, словно желая испытать себя. Она пишет долго. Пишет, что помирилась с мужем, признает, что она экзальтированная, неприкаянная женщина, которую одолевают призраки. Все пишет и пишет — и вдруг останавливается. Губы ее дрожат, словно она сейчас разразится рыданиями. В отчаянии она принимается яростно зачеркивать только что написанное. Это неправда, неправда!

Потом пытается взять себя в руки: ее зовет Катерина, пора посмотреть, испекся ли торт. Сильвия идет на кухню, торт готов, только пригорел немножко с одного бока. Катерина замечает, что на Сильвии лица нет, что голос ее дрожит. Но не осмеливается ни о чем спросить. Сильвия велит ей сходить вниз, в лавку, и купить прохладительных напитков и минеральной воды для сегодняшнего вечера.

В коридоре Сильвия сталкивается с каменщиком; он работает по пояс голым. Каменщика словно током ударило, когда она пронеслась мимо как чудесное видение — в развевающемся халате, открывшем стройные ноги.

Она замечает его взгляд, но и не думает прикрыть наготу.

Возвратись в комнату, Сильвия закрывает дверь. Но не плотно, оставляет (случайно или нет?) узкую щелку.

Сквозь дверную щель проникает тонкий солнечный лучик вместе с причудливо извивающейся струйкой дыма от сигареты, которую курит там, в двух шагах от нее, этот мужчина. Сильвии даже кажется, что она ощущает его дыхание. Стук молотка смолкает. На мгновение наступает очень напряженная тишина. Сильвия тянется к ручке двери. Сейчас она ее откроет? Поколебавшись секунду, она тихо закрывает дверь. Затем бросается на постель, чувствуя себя более одинокой, чем когда бы то ни было. За дверью по-прежнему тихо.