Слоны умеют помнить - [43]

Гостеприимство женщины не казалось навязчивым. Она держалась спокойно и дружелюбно.

– Когда-то вы служили гувернанткой в семействе Престон-Грей, – начал Пуаро. – Правда, сейчас вы едва ли их помните.

– Конечно, помню – не так легко забываешь то, что происходило в молодые годы. В семье было двое детей – девочка и мальчик лет на пять младше ее. Очень славные дети. Их отец стал генералом.

– У матери была сестра.

– Да, но ее не было в доме, когда я туда поступила. Кажется, у нее были неполадки со здоровьем и она где-то лечилась.

– Вы помните имя матери детей?

– По-моему, Маргарет. А вот как звали сестру, не помню.

– Доротея.

– Ах да. Довольно редкое имя. Они называли друг друга сокращенно – Молли и Долли. Сестры были близнецами и удивительно похожими – обе очень красивые молодые женщины.

– Маргарет любила сестру?

– Да, очень любила. Но вам не кажется, что мы немного запутались? Фамилия детей, которых я учила, была не Престон-Грей. Доротея вышла замуж за майора… забыла его фамилию. Эрроу? Нет, Джерроу. А фамилия мужа Маргарет была…

– Рэвенскрофт, – подсказал Пуаро.

– Да, да. Странно, как легко путаешь имена. Престон-Грей была девичья фамилия сестер. Маргарет Престон-Грей училась в пансионе во Франции, а уже будучи замужем, написала хозяйке пансиона, мадам Бенуа, не могла бы она порекомендовать кого-нибудь в качестве гувернантки для ее детей. Мадам рекомендовала меня. Я помню сестру Маргарет только потому, что она однажды при мне гостила в доме. Девочке было лет шесть или семь. У нее было шекспировское имя – Розалинда или Селия.

– Селия, – кивнул Пуаро.

– А мальчику было три-четыре года. Его звали Эдуард. Озорной, но милый ребенок. Мне повезло с ними.

– А им, как я слышал, повезло с вами. Дети очень любили с вами играть.

– Moi, j’aime les enfants[22], – промолвила мадемуазель Руссель.

– Кажется, они называли вас Мэдди.

Она рассмеялась:

– Мне приятно слышать это слово. Оно напоминает о прошлом.

– Вы знали мальчика по имени Дезмонд Бертон-Кокс?

– Да, знала. Он жил по соседству с Рэвенскрофтами. Дети часто играли вместе.

– Вы долго пробыли там, мадемуазель?

– Нет, только три или четыре года. Потом я вернулась сюда. Моя мать тяжело заболела, и мне пришлось ухаживать за ней, хотя я знала, что это не продлится долго. Она умерла через полтора или два года после моего возвращения. Потом я открыла здесь маленький пансион для девушек, изучающих языки. В Англии я больше не бывала, хотя год или два поддерживала связи с этой страной. Дети присылали мне открытки на Рождество.

– Генерал Рэвенскрофт и его жена казались вам счастливой парой?

– Очень счастливой. Они обожали своих детей.

– А они хорошо подходили друг другу?

– По-моему, они обладали всеми необходимыми качествами для удачного брака.

– Вы говорили, что леди Рэвенскрофт была очень предана своей сестре-близнецу. А сестра отвечала ей взаимностью?

– Ну, у меня не было особых возможностей судить об этом. Откровенно говоря, мне казалось, что у сестры – Долли, как они ее называли, – было не все в порядке с психикой. Один или два раза она вела себя очень странно. Думаю, Долли была ревнивой женщиной, и, насколько я поняла, она одно время была помолвлена или считала себя помолвленной с генералом Рэвенскрофтом. Вроде бы он сначала влюбился в нее, но потом предпочел ее сестру, потому что Молли была славной и вполне уравновешенной женщиной. Что касается Долли, иногда мне казалось, что она обожает сестру, а иногда – что ненавидит. Будучи ревнивой особой, она решила, что детям уделяют слишком много внимания. Мадемуазель Моура́ может рассказать вам об этом лучше, чем я. Она живет в Лозанне, поступила к Рэвенскрофтам через полтора-два года после моего отъезда и пробыла с ними несколько лет. Кажется, когда Селия поехала учиться за границу, она вернулась к ним в качестве компаньонки леди Рэвенскрофт.

– Я собираюсь повидаться с ней, – кивнул Пуаро. – У меня есть ее адрес.

– Мадемуазель Моура известно о Рэвенскрофтах куда больше, чем мне, и она очаровательная и толковая женщина. Думаю, ей известно, что привело к этой ужасной трагедии, но она очень сдержанная и никогда ничего мне не рассказывала. Не знаю, расскажет ли она что-нибудь вам. Может быть, да, а может быть, и нет.

Несколько секунд Пуаро молча разглядывал мадемуазель Моура. Она произвела на него не меньшее впечатление, чем мадемуазель Руссель, хотя была моложе ее как минимум лет на десять. Это была оживленная, все еще привлекательная женщина с добрыми глазами, внимательно рассматривающими собеседника.

– Я Эркюль Пуаро, мадемуазель.

– Знаю. Я ожидала вас сегодня или завтра.

– Значит, вы получили мое письмо?

– Нет. Наша почта всегда немного медлительна. Я получила письмо от кое-кого еще.

– От Селии Рэвенскрофт?

– Нет, но от очень близкого ей молодого человека по имени Дезмонд Бертон-Кокс. Он подготовил меня к вашему визиту.

– А, понимаю. Дезмонд – смышленый юноша и не тратит время зря. Он очень настаивал, чтобы я повидался с вами.

– Так я и подумала. У них с Селией какие-то неприятности. Они считают, что вы в состоянии им помочь?

– Да, и что вы в состоянии помочь мне.

– Они любят друг друга и хотят пожениться.