Слоны и пешки. Страницы борьбы германских и советских спецслужб - [27]

— Как там в Лиепае?

— А, ничего интересного. Крейсер «Киров» по-прежнему на рейде. Дымит. Плюс два миноносца. Морячков на берегу мало. Встретился с другом из управы. Русские скандалят с городским головой: сколько прачкам платить за солдатское белье. То брали по 20 сантимов, а голова, узнав, велел по 40 брать. Шум, гам. Смех!

— Да, ценная информация, — протянул Пуриньш.

— А что я могу сделать? Наврать? Ей богу, живут красные смирно. Наши пакостят им как могут. Ясное дело, кому нравятся чужие войска на своей земле. В Вентспилсе отдали им казармы, так наши все из них вывезли, вплоть до кухонных котлов, и электропроводку срезали.

— Что твои дружки-подпольщики говорят? — перешел на другую волну Пуриньш.

— Какие там подпольщики! Всех их распугали, да пересажали, из моих-то друзей. Новые их места позанимали, а я от них вдали, сами так учили. Отошел. Только от матери и узнаю новости. Вы это так, не для информации? — осведомился Зарс.

— Так, так, для себя, — благодушно, наполняя себя пивом, ответил Пуриньш. — Сугубо в частных целях. Чтобы знать, к чему готовиться.

— Смейтесь, смейтесь.

— Пардон, я серьезно. Ты думаешь, я не соображаю? Все знаю, все вижу. Больше тебя и вас всех вместе взятых.

— Кого всех?

— Таких, как ты. Опыт есть опыт, он годами накапливается, — примирительно заключил Пуриньш. — Ты не ответил на мой вопрос.

— Отвечу. Насколько я понимаю, происходит объединение всех левых, даже левые социки идут с коммунистами вместе. Да что вы, сами не видите? Будет и у нас Народный фронт, как во Франции, а рядом Советы. Скоро все пойдет прахом. Обнаружат мои дела с вами — и конец. Куда мне бежать? Некуда, — сам себе ответил Зарс.

Пуриньш с блаженством выпил залпом большой бокал пива.

— Иди, подбрось дров. Не дрейфь. Твоя фамилия, даже имя твое нигде у нас не фигурирует. Это не в наших правилах. Мы смотрим на вещи реально, никогда, слышишь, ни в одном случае мы не привязывали тебя или кого еще к событию, к факту тебе известному. Таково правило, установленное нашим руководством. Не буду говорить, что у нас не имеется картотеки с фамилиями осведомителей, без нее не обойтись, но она уничтожена. Поверь мне. Вот моя фамилия останется. Она за двенадцать лет работы, хотя и в агентурном отделении, но любой собаке известна, то ли прямо, то ли со слов.

Пуриньш откинулся на спинку кресла и стал смотреть в проем двери на огонь в камине, создающий причудливо бегающие блики в уже наступающих сумерках.

— Моя мать, как термометр: настроение у нее поднимается с каждым месяцем, видимо, связи остались, но я в ее дела не лезу, — продолжил Зарс.

— Правильно, не нужно. Рано или поздно, но те, кто направлял в ваш дом людей оттуда, убедятся, что она вне подозрений, а на тебя и внимания не обратят, пройдут мимо. Да и кому ты нужен. Сколько лет прошло. Работай у Свикиса и будь здоров. Кстати, какие у него планы?

— Удерет, — категорически изрек Зарс, отпил из бокала и пояснил: — Он ищет покупателя на свой дом. Тихо, тайно, но ищет. При продаже он проигрывает, это точно. Говорит о чем-то?

— Конечно, — согласился Пуриньш. — Я тебе вот что скажу. Немцы бегут, это факт, но не думаю, чтобы надолго. Они вернутся через год-два. Увидишь.

— Что же тогда? Война?

— Как же ты думаешь, дурья голова? Сегодня они уезжают на пароходах, а завтра на них же вернутся, и мы пойдем на пристань их встречать? Ты думаешь, Гитлер сожрал Польшу просто так? Он получил границу с Россией. Теперь между Германией и Советами никого нет, если не считать нас, Эстонии и Литвы. Так? А все эти три страны, — рассмеялся Пуриньш, — можно пробежать за три дня, что немцам, что русским. Кто быстрее, — заключил он.

— Веселая картинка получится на нашей земле, — задумчиво произнес Зарс. — Выходит, немцам еще будем служить?

— Не переживай, если понадобится — найдем тебе контору вместо Свикиса, — хлопнул его по колену Пуриньш. — Хочешь чего покрепче? — бросив взгляд на пустые бутылки из-под пива, спросил он. — Водки могу налить.

— Давайте, — сказал гость. Он выпил рюмку, другую. Закусил. Настроение у обоих улучшилось.

— Пойми, — увещевал его уже багровый Пуриньш, — наши акции еще поднимутся. Такому, как ты, с твоим-то опытом, цены не будет при любой власти. И никто ничего знать не будет. Надо все только по-умному делать, как я…

Так просидели они часа два, пока их не потревожил телефон: Магда спросила, топится ли камин, и намекнула, что она замерзает.

Пуриньш стал выпроваживать гостя.

Берлин. 5 февраля 1941 года

Всю весну и лето сорокового года в кабинете Гитлера велись бесконечные дебаты о том, как же добить непокорную Англию. Совещания у фюрера по этому вопросу были то узкими, то собирался широкий круг лиц. Обсуждались все более конкретные варианты сокрушения англичан, отделенных теперь, после поражения Франции, от германских дивизий лишь проливом Ла-Манш. Эта водная преграда постоянно фигурировала в речах собирающихся у фюрера в оперативном, штабе верховного командования, у морских военачальников, в разведке. Преграда, правда, все время видоизменялась, становясь то узенькой полоской воды, через которую запросто можно перепрыгнуть и тогда Англию постигнет участь стран континентальной Европы, то расширялась до величины моря средних размеров, через которое нечего и думать добраться до Лондона. Все зависело от темперамента спорящих сторон. Наиболее узким пролив стал казаться в июле сорокового, после капитуляции Франции, когда Гитлер одобрил наметки о высадке в Англии сорока дивизий и дал указания о подготовке флота к этой операции. Флотские начальники были реалистами, они желали бы операцию осуществить, но сил для этого попросту не имели. Для них Ла-Манш был каким-никаким, но кусочком моря, а английский берег — крепостью. Кроме того, у англичан были флот и авиация, с которыми надо было считаться.