Слон императора - [62]

Я вопросительно взглянул на сарацина, и тот кивнул.

– В таком случае отправимся морем, – решил я.

Раданит посмотрел на небо. Солнце уже скрылось за горизонтом, а последние облака растаяли. На западе проступила вечерняя звезда.

– Когда зимой воздух бывает так тих и прозрачен, – сказал он, – это верное предвестие страшной бури, которая неожиданно налетает с севера. Такие бури бушуют в долине по несколько дней и начисто сгоняют всю воду из дельты.

– Будем надеяться, что к тому времени мы будем спокойно зимовать в Риме, – заметил я.

– Вообще-то бури случаются здесь в любое время года, – ответил наш проводник, сверкнув озорной улыбкой. – Так что лучше надеяться, что через несколько миль мы встретим хороший морской корабль и сможем договориться о продолжении плавания.

* * *

Торговый корабль, стоявший на якоре у просоленного причала, был примерно такого же размера, что и добротный когг Редвальда, доставивший нас в Каупанг и обратно. Но на этом сходство кончалось. Доски его палубы посерели и рассохлись, снасти обвисли, а на мачте виднелось несколько трещин – ее скрепили, туго обмотав в нескольких местах канатом. Я решил, что когда-то, в давно прошедшие времена, это судно довольствовалось скромной перевозкой соли, и подумал, что Редвальд вряд ли согласился бы выйти на нем в открытое море. А вот Аврам, кажется, чуть ли не обрадовался, увидев этот кораблик.

– Боюсь, что этим причалом больше не пользуются, – сказал он, когда наша флотилия пришвартовалась к видавшим виды сваям. – Надо пойти отыскать хозяина и выяснить, согласится ли он везти нас.

Мне не терпелось размять ноги, так что я решил тоже сойти на берег и своими глазами посмотреть, что к чему. Заброшенный, по-видимому, порт представлял собой удручающее, жалкое зрелище. Направляясь по открытому месту к кучке лачуг, я не видел нигде грузов, ждавших погрузки, – лишь кристаллы рассыпанной соли громко хрустели под ногами. На солнцепеке близ дверей крепко спало несколько шелудивых псов, а вот каких-либо признаков человеческой жизни я так и не обнаружил. Во все стороны до самого горизонта тянулась плоская выгоревшая степь. Заглянув в одну из хижин, я разглядел в темноте, что она пуста и заброшена. Изнутри тянуло затхлостью.

Я задумался о том, куда же могли деться местные обитатели и когда они вернутся – если вообще вернутся, – и чуть не подскочил от неожиданности, услышав голос за спиной:

– Протис готов доставить нас в Рим.

Резко обернувшись, я увидел Аврама в обществе худощавого молодого человека – его смуглая кожа и иссиня-черные курчавые волосы выдавали его средиземноморское происхождение. Усы же его, подстриженные в тоненькую ниточку, говорили о том, что он еще не вышел возрастом для того, чтобы обзавестись бородой.

– Протис командует тем самым кораблем, что пришвартован в порту, – продолжал раданит. – Он ремонтировал обшивку и упустил последний груз этого сезона.

– Там была всего лишь небольшая течь, теперь она заделана, – уверил нас юноша. Его попытки держаться самоуверенно как нельзя лучше соответствовали его возрасту. – Твой драгоман сказал, что ты хочешь нанять корабль, чтобы попасть в Рим.

По-франкски он говорил с сильным акцентом, и когда я ответил ему по латыни, то заметил на его лице явное облегчение.

– Ты видел стоящую на нашей лодке клетку с большим быком? Сможешь погрузить ее на корабль? – спросил я его.

Протис выпрямился во весь рост, составлявший, впрочем, вряд ли больше пяти футов.

– Мои предки научили мир пользоваться блоками и рычагами. Я сделаю машину, которая поднимет твоего зверя вместе с клеткой ко мне на палубу, – заявил он с обидой в голосе.

Аврам бросил на меня короткий предостерегающий взгляд и поспешил вмешаться, чтобы успокоить задетую гордость юного корабельщика:

– Предки Протиса – греки из Массалии. Они поселились там еще до того, как был основан Рим.

– И если бы корабли моих предков не возили бы жителям Рима зерно, тех ждал бы верный голод, – добавил моряк.

Меня так и подмывало полюбопытствовать, сколько веков назад было спущено на воду его собственное судно, но я удержался и попросил показать мне корабль.

Даже на мой неопытный взгляд оно было более чем изрядно потрепано. На обшивке тут и там виднелись грубые деревянные вставки, сделанные вместо пришедших в негодность досок. Веревки провисли и разлохматились от старости, да и паруса казались столь же ветхими. Я заглянул в открытый люк и увидел на дне трюма отблеск стоячей воды. Пока мы осматривали корабль, моряки, или кто там еще мог быть – их насчитывалась целая дюжина, – то и дело вытаскивали снизу ведра с вонючей грязной водой и выливали ее за борт.

В конце концов я отозвал Аврама в сторону:

– Ты уверен, что это разумно? Похоже, эта посудина готова в любой миг пойти ко дну!

– Мы, конечно, можем выгрузиться здесь и ждать появления другого корабля. Но в это время года такое маловероятно, – ответил мой спутник. – К тому же нет гарантии, что следующий корабль окажется лучше.

Я почесал зудящий волдырь на шее – один из бесчисленных волдырей, покрывавших каждый квадратный дюйм моей открытой кожи. В низовьях реки кусачие насекомые сделались совершенно несносными – их атаки были намного хуже всего, что мне доводилось испытывать прежде. Они беспрерывно пожирали нас и днем, и ночью. Мы мазались прогорклым жиром из медвежьих припасов, а наши лодочники разводили большие дымные костры, но помогало это мало. Лица и кисти рук у всех нас раздулись от бесчисленных укусов и покрылись волдырями. Я даже поежился при одной только мысли о том, что придется еще несколько дней сидеть здесь у причала в ожидании корабля, который, может быть, не придет вовсе, и продолжать кормить собой всю эту ненасытную тучу. И тут, словно соглашаясь со мною, сердито взревел тур. По его бокам и шее текли струйки крови, сочась из язв, оставленных местной разновидностью оводов размером с мой ноготь, особенно досаждавших скотине.