Сломанные каблуки, или Миссис Совершенство - [95]

— Восемь футов?..

— Ну да.

От носа к губам пролегла новая складка, морщинка на лбу стала глубже.

— Нужно было тебе позвонить.

— Ничего страшного.

— Черт побери.

Я посмотрела на девочек, которые маячили на пороге.

— У нас есть пила. Давай просто укоротим елку снизу.

Он отвернулся и стал смотреть в окно.

— Не могу… — Голос у Натана оборвался, и он с невыразимой печалью покачал головой.

Внутри у меня все сжималось. Только не это, только не это.

— Натан… — тихо и спокойно сказала я, не только ради него, но и ради себя.

— Это уже чересчур, Тэйлор. — В его голосе звучали нотки гнева и горя. Грядет нечто плохое. Очень плохое.

— Мама?.. — неуверенно спросила Джемма.

Я снова взглянула на девочек и жестом велела им выйти.

— В чем дело? — спросила я, как только дочери ушли.

— Во всем. — Натан повернулся ко мне. Он был так бледен, что кожа приобрела сероватый оттенок. — Не знаю, как быть дальше… — Он вдруг всхлипнул. — Не знаю, что я могу сделать.

Ноги у меня вдруг ослабели, и я опустилась в кресло.

— Может быть, пора рассказать все, чем ты хотел со мной поделиться? Может быть, пора наконец поговорить?

Муж показал в сторону коридора:

— Но девочки ждут елку.

— Подождут.

Я надеялась, что Натан начнет, но он ничего не говорил. Просто стоял и неподвижно смотрел в камин. Потом провел рукой по двухдневной щетине.

— Мне не повезло с новой работой, Тэйлор, — наконец выговорил Натан. — Не везло уже давно, и я пытался оградить тебя… от этого, но больше я так не могу. Были неприятности, — устало продолжал он, — постоянные крахи и неудачи, а самое худшее — я не мог тебе об этом рассказать… — Муж смотрел на меня, под глазами у него залегли синяки. За минувшие два месяца он постарел лет на десять. — Я никому не мог рассказать. Не знал, как это сделать. И мне до сих пор стыдно.

Он разглядывал собственные руки.

— Когда играешь в футбол, то не винишь других. Твои ошибки стоят пропущенных голов. Ты учишься терпеть, принимать поражение и вновь возвращаться в игру. Я пытался это сделать, но ничего не получилось. Я вернулся на поле, но уже не прежний я. Мы так много потеряли. Мы вылетели из игры…

— Нет. Пускай у нас нет большого дома, зато мы избавились от долгов. Мы оба работаем и скоро сможем купить другой дом. Это всего лишь вопрос времени.

Натан покачал головой:

— Ничего этого не случилось бы, если бы я вел себя как мужчина.

— Не надо, Натан, — запротестовала я, и горло у меня сжалось. Натан такой же перфекционист, как и я.

— Но это правда. Я неудачно вложил деньги и не хотел, чтобы кто-то об этом знал, особенно ты. Не хотел, чтоб ты знала, что я не всесилен. Что я неудачник… — Он начал говорить резко. — Тэйлор, я подлец. Я совершил преступление по отношению к тебе и к девочкам. Я уехал в Омаху, чтобы все исправить, хоть что-нибудь спасти, но не сумел спасти даже самого себя… — Его глаза наполнились слезами. — Я ничего не могу сделать, любимая. Не могу. Я не справляюсь без тебя. Пожалуйста, Тэйлор, прости.

Я подошла к нему и обняла так же крепко, как и дочерей, когда им снятся кошмары.

— Мне нечего прощать…

— Я был не прав. Хотел все исправить сам. Я думал, что именно так и должен поступать мужчина. Но без тебя я просто не в силах принять последствия…

— И не нужно.

— Скажи, что мы справимся.

— Мы справимся, Натан. Обязательно.

В промежутках между украшением елки, походом с девочками в торговый центр на встречу с Сантой и поездкой в Киркланд мы с Натаном разговаривали, разговаривали и разговаривали.

Он ненавидит свою работу в Омахе, ненавидит страстно. Работа скучная, положение шаткое, но Натан несчастлив не поэтому. Он больше не может жить вдали от нас, ему нестерпимо думать, что он подвел семью.

Вечером, когда девочки спали, мы с Натаном, зевая, решили, что пора укладываться и нам. Я гадала, где он захочет лечь. Мы уже несколько месяцев не спали в одной постели. Муж казался растерянным; стоя в коридоре между гостиной и спальней, он спросил:

— Где… где мне лечь?

— А где ты хочешь? — мягко поинтересовалась я.

— С тобой.

— Ну так пошли ко мне.

В постели он придвинулся вплотную и обнял меня. Натан молчал, но я понимала, что он не спит и о чем-то думает. Я ждала, пока он заговорит, но муж продолжал молчать, и его печаль буквально заполнила комнату. Через десять минут я не выдержала:

— Что случилось, милый?

Он тяжело вздохнул:

— Перед отъездом в Омаху я наговорил тебе обидных вещей… Теперь жалею. Я ведь вроде как бросил тебя.

— Но я справилась.

— Как? — с искренним изумлением спросил он.

— Мне пришлось постараться. Ради девочек.

Натан медлил.

— У тебя были проблемы с… ну… с твоей привычкой?

— Я уже очень давно не вызываю у себя рвоту. Хотя по-прежнему заедаю неприятности. Но теперь вместо целого пакета чипсов съедаю половину, а вместо упаковки мороженого — немного хлопьев.

— Это прогресс.

— Да.

Так и было. Я еще не исцелилась. Возможно, мне предстоит долго бороться с этой привычкой, но я научилась выбирать и каждый день стараюсь изо всех сил. Вот и все, что я могу сделать.

— И ты перестала ходить по магазинам? — спросил Натан.

— Конечно.

— Почему?

— Не знаю… Наверное, это как с едой. Я поняла, что вовсе не обязательно во всех бедах винить себя. Поняла, что способна принять поражение и жить дальше. И теперь я не боюсь поражений. Меня могут опрокинуть, даже оглушить, но как только поднимаюсь на ноги, я вижу, что ничего страшного не произошло.