Затем он, внимательно оглядев вое тело, был приятно удивлен, не заметив на нем ни единой ссадины и ничего свидетельствующего о вчерашних приключениях. Рубашка и брюки, только что залитые кровью, были кем-то аккуратно выстираны и отглажены… Ну и феномен! Тут просто нечего сказать, ибо всякие разумные слова отсутствовали. Короче, все вернулось в исходную нулевую точку: координаты, время, само Мироздание, а также душевные и телесные силы.
Максим набрал полную грудь отрезвляющего воздуха и зашагал по своей знакомой тропинке. Чем больше удалялась ось Z вместе с лежащими за ней ядовитыми песками, тем менее значительными и тревожными становились воспоминания о них. Минут через двадцать он старался уже вообще не думать о прошлом, целиком погрузившись в мир красок и цветов, ставший для него совсем родным. Кажется, он только теперь способен был по-настоящему оценить — что такое запах душистых полей, как приятно находиться в обществе живых деревьев, слушать сонаты птичьего хора и быть свободным от какого-либо страха. Да это просто великолепно!
Максим бежал, не ощущая под собой земли, опьяненным собственным восторгом, вырвавшимся откуда-то изнутри. Судьба, видимо, желая компенсировать все пережитые страдания, дарила ему минуты духовного взлета, когда все чувства, пробужденные необъяснимой радостью бытия, поднимались до высоты экстаза, кружили голову, подогревали кровь, перехватывали дыхание и уносили куда-то тело на волнах этого неописуемого счастья. В такие мгновения разум был отключен, логика — мертва, в мире переставали существовать все его проблемы. Только бурлящий восторг, переполняющий душу и готовый вырваться наружу, — лишь он был ощутим и поэтому реален. Даже более реален, чем сам мир. Появлялась всеобъемлющая любовь к тому, что находилось вокруг: каждый цветок, любой примятый кустарник, даже совсем неприглядный сучок дерева — словом, все вокруг казалось только что осмысленной мечтой, недостижимым ранее идеалом, шедевром искусства. Достаточно было услышать лишь пару птичьих голосов, чтобы различить в них фантастическую рапсодию, не способную существовать в мире обыденных вещей и идей. Хватало вспомнить любую, самую банальную мысль, как в ней зиял апогей мудрости, вызывая слезы восторга и умиления.
Нет, в такие минуты эмпирического возбуждения с миром не случалось абсолютно ничего. Он оставался самим собой. Но чувства внутреннего восприятия мира обострялись до предела. Подобно тому, как крайняя сентиментальность доводит порой до острой, почти болезненной чувствительности, так и ощущение взбесившейся радости, редкими мгновениями врываясь в нашу душу, затрагивает в ней самые высокие ноты, скрытые мажорные лады, сливающиеся в патетическую ультрамузу, недостижимую в нормальном душевном равновесии.
Увы, эти мгновения полета над вселенной быстро кончаются, быть может оттого, что мы просто неспособны выдержать в них долгого пребывания. Максим вскоре заметил, как эмфатические треволнения стали угасать, уступая место чувствам более ламинарным и монотонным. Но спокойная, ни чем не колебимая внутренняя радость продолжала находиться с ним все время, как он путешествовал по сказочному лесу, окутанному волшебной феерией кем-то наколдованного счастливого сна. Дикий экстаз сменился тихим миросозерцанием. Он здоровался почти с каждым деревом, вежливо извинялся перед всяким кустарником, если случайно на него наступал.
Лес чувствовал это доброе расположение к себе и в ответ, как всегда, шелестел ветками, заведомо издавая неясные звуки, чтобы дать простор фантазии для их толкования. В этом многозначительном шелесте можно было услышать самые различные слова и выражения, например: «ти-ш-ш-ше…» или «я все слыш-ш-шу…».
Стоило Максиму ощутить слабый, незначительный голод, как деревья любезно обнажали свои плоды, красуясь друг перед другом, маня пестрыми цветами и запахами. Даже Пляшущие Фрукты сегодня не особо вырывались из рук, и ему удалось съесть парочку. Вкусно, между прочим. Он еще раз подумал и понял: какой разительный контраст составляет эта гармония жизни с хаосом смерти. Сейчас ему впервые стало по-настоящему жаль тех, кто обречен на нескончаемые муки, на всякие Аттракционы Боли, и радость безмятежного существования несколько омрачалась мыслью, что блаженство одних, в силу неизвестно кем придуманных законов, приводит к страданию других. Но законы сами по себе мертвы, формулы безжизненны, материя бесчувственна — и где же среди них искать справедливость?
Максим еще вспомнил, что существуют так называемые Смешанные царства — те, что ограничены осями — Х, Y и Х, — Y. Там вроде как зло уживается с добром. Может, наведаться как-нибудь туда?..
Вот оно! Свихнувшееся Дерево. Живая легенда Мироздания.
– Ну, здравствуй, первое дерево во вселенной!
Скрюченный в спираль ствол даже не пошелохнулся. На нем не было никаких плодов, только небольшие тонкие ветки, более похожие на шерсть некого чудовища. Похоже, дерево обиделось на свою судьбу и ни с кем не желало общаться.
– Ладно, я пошел.
Впереди из гущи леса вынырнула знакомая поляна, и все мысли сразу повернулись в другую сторону. Милеус станет первым, кто узнает о новости. Максим подошел к соломенной хижине с опрокинутой крышей-котелком и, прежде чем постучать в дверь, обратился к Злым Одуванчикам:
