Сломанная вселенная - [26]

Максим, пристально вглядываясь вдаль, мысленно проследил свой предстоящий путь и, похлопав друга по плечу, сказал с некоторым нетерпением:

– Спасибо. Я все понял. Отправляюсь немедленно.

Он уже хотел сделать первый шаг, что можно было расценить как торжественное начало его пути к познанию, но голос сзади заставил слегка вздрогнуть.

– А ну, стой! Я не сказал тебе очень важного. Дело еще в том, что Философа все уважают в этой округе, потому что он очень образованный, много читает и размышляет о смысле жизни. Он мудрее всех нас, а тебя, Свалившегося с облаков, и подавно. И к нему следует обращаться не иначе, как ГОСПОДИН Философ.

– Я это запомню, — Максим вновь собрался уходить, но вдруг услышал…

– Кстати! Как там насчет загадок? Кто-то, помнится, мне говорил, что их разгадать — плевое дело!

– Ну… не до этого сейчас. Я вот что хотел сказать, как тебе идея сделать в твоей башне лифт с антигравитационным приводом? Честное слово, подниматься по лестнице несколько сот этажей, даже в условиях невесомости, удовольствие, я тебе скажу… чисто субъективное. Тебе ведь с твоим-то талантам ничего не стоит изобрести антигравитацию, допустим, намесить ее в каком-то особенном растворе… Ну, хорошая идея?

Придумаем снял колпак и вытер лоб от пота.

– Глупая идея. Залежи антигравитации находятся глубоко под землей, в вечной мерзлоте. Однажды мне случайно удалось раздобыть кусок этой породы. Увы, стоило мне разжать пальцы, как кусок улетел в небо и не вернулся. А в обыкновенном растворе из песка и цемента можно иногда выловить кварки, фотоны, нейтроны, позитроны (кстати, последние назойливые как мошкара), но только ни молекулы антигравитации.

Да, приятель… тебе действительно необходимо поговорить с господином Философом, потому что в науках ты ни черта не смыслишь!

Максим молча развернулся и ушел…

Снова башня, темнота, сырость, ощущение полета и наконец — цветущая равнина, разлившаяся перед взором в ярких красках, манящая и порой обманывающая вернула его в мир солнечного света. И он подумал, что нет ничего лучше природы в ее естественном состоянии. А эта башня, ее огромная высота, однообразие синевы и холодных облаков — словом, искусственный мир фантасмагорий способен лишь на некоторое время захватить чувства, возбуждая их преходящей новизной и головокружительной иррациональностью. Однако, уже скоро это впечатление должно остыть. А душа, в том числе и душа пытливого изобретателя, когда-нибудь очнется от гипнотического воздействия манящих идей и наверняка потянется назад, в мир привычной повседневности, то есть на свою Родину.

Башня, оставшаяся позади, уже перестала быть для Максима воплощением чьей-то мечты и чудом инженерно-технической мысли, а скорее походила на обычную темницу, не многим отличающуюся от той, где томилась принцесса Витиния. С одной разницей, что там заточение подневольное, а здесь добровольное, вполне сознательное, усугубленное изящным нонсенсом, а именно тем, что жертва собственными руками возводит себе тюрьму.

Впрочем, все это являлось лишь мимолетным блужданием мыслей, которым необходимо было постоянно работать и которым Максим не предавал большого значения.

Другое… совсем другое тревожило его чувства и сознание. Очевидные и вопиющие вопросы, которые он должен был разрешить с самого начала, сейчас воротили все внутри, как бы мстя за собственное пренебрежение. Он долго и беззаботно пировал за столом у Милеуса, строил с Придумаем эту дурацкую башню, ринулся освобождать невесть откуда взявшуюся принцессу. А стоило бы поискать ответы на самое главное.

Что это за непонятный мир вокруг?

Кто он такой, и где был раньше?

Откуда взялись эти странные существа, что здесь живут?

Кто и когда провел оси координат? И для чего?

И наконец, самое необъяснимое: почему каждый вечер с воем и грохотом мир гибнет?

А необъяснимее необъяснимого являлся тот факт, как ему удается возродиться вновь, причем, без единого шрама минувшей катастрофы?

Получалось как в кроссворде для тугодумов: сотни вопросов и ни одного ответа.

Максим двигался по указанному пути, не особо интересуясь пестрыми нарядами незнакомой местности, а более погруженный в собственные думы. Но одна долина все же привлекла его внимание — та самая долина Абсурда, на которую, как утверждал Придумаем, ни в коем случае нельзя ступать ногой. Мы порой склонны придавать заурядной местности помпезное название, которое больше отражает наши личные чаяния и иллюзии, чем реальный характер этой местности. Так выглядела и долина Абсурда. Что в ней было такого, что выделяло бы ее среди других долин? — Абсолютно ничего. Может, исключая только название. Те же самые цветы, пахнущие желтыми, голубыми, оранжевыми красками. Густая, чуть примятая ветром трава. Такой же, как и везде, едва заметный рельеф делал ее ровной, как бы укатанной. С одной стороны длинной стеной стоял сторожевой лес и очерчивал собой границу двух владений, с другой стороны этой самой границей служила уже знакомая река с противоположным течением вдоль собственных берегов. И, если прислушаться к здравому рассудку, то в этой реке было больше абсурда, чем во всей окружающей природе.