Сломанная роза - [23]

И все ожидали от него жестокости.

Что ж, они будут разочарованы.

Он надеялся, что будут.

Повиновалась ли Джеанна его распоряжению, приготовилась ли купать его? Скорее всего да. В конце концов, это ее долг.

Галеран вспомнил, какие планы строил себе на вечер Рауль, и это натолкнуло его на иные помыслы. Овладеть Джеанной. Галеран попытался разобраться в своих мыслях, понять, действительно ли хочет этого.

Да, несмотря на смертельную усталость, он в самом деле думал о физической близости с женщиной — точнее, об этом думала его плоть. Вчера, подъезжая к Хейвуду, он чуть ослабил строгий запрет, под которым находилось желание, и теперь не мог повернуть вспять пробуждение плоти, как невозможно повернуть вспять потоки воды, бьющие через бреши в полуразрушенной плотине.

Теперь он ясно осознавал, что весь день его тело терзал огонь мучительного желания, и с каждым часом языки пламени поднимались все выше и жгли все сильнее. Бежавшая мимо сдобная, пухленькая служаночка лукаво взглянула на него и, увидев, что он обратил на нее внимание, призывно качнула бедрами и провела по сочным губам кончиком языка.

Конечно, Галеран уже не был связан никакими обетами. Если одна из сторон нарушила договор, договор теряет силу.

Но он не вожделел к любой женщине.

Он желал лишь Джеанну.

Равнодушно отвернувшись от девушки, он быстрым шагом пошел через зал к светлице. Джеанна как-никак жена ему, она все еще должна выполнять супружеские обязанности. А если совсем честно, он просто никогда прежде не желал других женщин, кроме Джеанны, — и не желал их теперь.

У дверей спальни переминалась с ноги на ногу стража. Галеран остановился, внутри у него все замерло. Совершенно ясно: Джеанна в спальне, а его приказ охранять ее был понят Мэтлоком буквально. Но не это тревожило Галерана.

Только сейчас он понял, что собирается предстать перед Джеанной, не скрывая своей необузданной похоти.

Минуту он пытался совладать с собою усилием воли, но, поскольку ничего не получалось, зашел в кладовку и помог себе руками. Перед глазами его горел образ Джеанны, она находилась в каких-нибудь нескольких шагах от него, и Галеран испытал смешанное чувство удовлетворения и гнетущей тоски.

Как бы ни было, когда он вошел в спальню, то смог сделать вид, будто совершенно спокоен.

Все вокруг было до боли знакомо.

Большая дубовая бочка, обвешанная толстыми льняными холстинами, была до половины налита теплой, благоухающей травами водой, над которой поднимался пар. Рядом наготове стояли кувшины с горячей и холодной водой. Непорочно-белые холсты для вытирания висели тут же на ширме рядом с раскаленной жаровней, чтобы ткань успела согреться.

Иными словами, все было устроено в точности так, как надо, — как бывало всегда, когда за дело бралась Джеанна.

Она уже ждала его в простой одежде с засученными рукавами, с волосами, повязанными легким шарфом, чтобы не растрепать прически. Это она сделала зря — он вовсе не возражал бы увидеть ее растрепанной…

Неутоленная жажда снова разгоралась, как порой разгораются уже подернутые пеплом угли.

Как повела бы себя Джеанна, скажи он: «Ложись на кровать. Я хочу тебя иметь»? Никогда в жизни он не говорил с нею столь грубо.

Но мог ли он сказать: «Иди ко мне. Я хочу любить тебя»?

Мог ли он любить женщину, которая любила другого?

Галеран прятался от этого вопроса целый день, и вот он поразил его, подобно удару. Любила ли Джеанна Лоуика? А если да, то как долго, и не всегда ли, и не мирилась ли, стиснув зубы, с навязанным ей постылым мужем?

Желала ли она смерти ему, Галерану, чтобы соединить свою жизнь с Лоуиком навсегда? Ведь Лоуик, что бы ни говорили, был выше, шире в плечах, красивее…

Но как могла сильная, умная Джеанна любить человека, которому нужно только ее богатство?

Тут Галеран сообразил, что неоправданно долго стоит у дверей и молчит, и стал снимать с себя вонючее, полуистлевшее тряпье. Все же он еще не дошел до того, чтобы в таком отталкивающем виде искать плотской близости с женой. Джеанна всегда была чрезвычайно брезглива.

Именно поэтому он не стал просить ее помочь ему раздеться, а сделал все сам и, разоблачась, выбросил снятую одежду за дверь, велев стражнику послать кого-нибудь сжечь этот хлам.

Обернувшись, он поймал на себе пытливый взгляд Джеанны, и это пронзительно-остро напомнило ему о той давней встрече в его спальне, еще до свадьбы, когда она выбросила его одежду за окошко. Только теперь на лице Джеанны он видел не смущение, а заботливое внимание.

— Пара новых шрамов, — заметил он.

— И тьма следов от укусов. Ты весь завшивел. Иди скорее в воду.

Джеанна говорила деловым, почти равнодушным тоном, но в ее глазах равнодушия не было. О чем говорил ее взгляд, Галеран понять не мог. Желала ли она ему смерти?

А коли так, лучше бы ему было умереть.

Но вот он забрался в кадку, и ощущение горячей, благоухающей травами воды на заскорузлой от многодневной грязи коже исторгло у него невольный вздох блаженства, перед которым на мгновение отступили все другие желания и тревоги и утихла боль.

Джеанна начала мыть ему ноги.

— Ты когда в последний раз купался? Галеран запрокинул голову, закрыл глаза.