Слоеный торт - [54]

Мы приступаем к трапезе.

– У тебя такой же бизнес, как у Тревора? – интересуется она.

– Да, – отвечаю я. Интересно, что она имеет в виду: торговлю наркотиками или таксопарк. Некоторые рассказывают женам все, другие – ничего. Уверен, Морти даже имени не назвал бы своему Ричарду, если бы думал, что тот может его растрепать. Мы заводим разговор о Лондоне. Мэнди говорит, что Лондон ей нравится, но жить там она бы не хотела. Слишком уж он равнодушный. По-моему, этим грешат все крупные города. И Ливерпуль – не исключение. Лондон – просто родоначальник и король равнодушия, поэтому-то я его и люблю. Я могу затеряться в нем без особых усилий. Я проживаю в роскошном районе. Там огромные особняки и шикарные апартаменты, но никто не знает, кто живет по соседству. Мы на ходу киваем друг другу и, занятые собственными делами, спокойно бредем себе дальше. Никаких тебе задушевных разговоров, никакого обмена сплетнями через садовый забор. Если меня постигнет судьба бедолаги из местных теленовостей, все мои соседи выйдут на улицу и охотно расскажут репортерам и журналистам, каким я был хорошим парнем и не совался в чужие дела.

Еда отменная, ничем не уступает той, что я пробовал в Таиланде. Тревор продолжает есть до тех пор, пока ни на одной тарелке не остается ни кусочка пищи, ни рисинки, ни ниточки лапши. Тогда он откидывается на спинку стула и с довольным видом раскуривает сигарету. Парень молча смакует каждую затяжку и забавляется, пуская ртом кольца дыма, чтобы одно попадало в другое. Вдруг он подскакивает и распахивает задние двери.

– Пойдем, кое-что тебе покажу.

Тревор щелкает выключателем, и тропинка, ведущая к расположенному за домом саду, заливается ярким светом Фонарей.

– Идем, бери выпивку с собой. Мэнди, ты идешь с нами?

– Лучше я останусь. Вдруг детки проснутся.

– Ладно. Мы недолго.

Мы выходим на настил крыши, и нас окутывает ночная прохлада. Спускаемся вниз на пять или шесть ступенек и оказываемся на лужайке. Снаружи зябко, к тому же сгущается туман. Но, кажется, Тревору все равно, хоть он и одет только в спортивную майку. Он кивает мне, чтобы я следовал за ним через лужайку, расположенную под небольшим уклоном. По обеим сторонам высажены высокие, тонкие деревья. Гравийная тропинка уводит нас прямо в лес. Фонарики развешены на ветвях через каждые несколько ярдов и хорошо освещают нам путь. Они медленно покачиваются на ветру. Мы углубляемся в лес примерно на сотню ярдов. В темноте гримасничают тени, облака тумана вьются над нашими головами. Где-то вдалеке кричат совы, в кустах шевелятся маленькие существа. И внезапно мы выходим к берегу реки, где посреди большой поляны возвышается мини-версия главного дома. Сооружение освещается прожекторами, наполовину вкопанными в дерн. Мы обходим его кругом. Одна половина дома стоит на берегу, другая же нависает над водой, ее поддерживают массивные деревянные сваи.

– Летний домик, – с сияющим видом поясняет Тревор. Он ведет меня на балкон. Там стоят кресла, и мы присаживаемся на них.

– Впечатляет. Это тоже построили шведы? – спрашиваю я.

– О да. Эти ребята знают, как нужно жить. Здесь есть сауна и бассейн с водопадом. Шведы, наверное, парились в ней всей шведской семьей, да еще и соседей созывали.

Он хохочет.

– А ты? Приглашаешь, должно быть, друзей позагорать голышом?

– Я что, похож на идиота? Многих своих знакомых я не пустил бы даже на порог. Видишь, какие у тебя привилегии.

– Я тронут.

Тревор показывает на противоположный берег, удаленный от нас на двадцать футов.

– Сейчас река сильно обмелела, почти пересохла. Но стоит пойти дождю или растаять снегу, она превращается в настоящего монстра. Поток такой мощный, что легко унесет взрослого человека.

Дождя не было уже несколько недель. Речка превратилась в ручеек. Но на другом берегу виднеются границы высокой воды, куда силой течения выбросило камни и мелкие ветки. А в том месте, где русло поворачивает и скрывается из виду, вода размыла часть берега, и свисающий ком вот-вот рухнет вниз.

– Я часто прихожу сюда по ночам, чтобы выкурить косячок. – Тревор закуривает невесть откуда взявшуюся самокрутку. – Я готов сидеть здесь в любую погоду, курить, глядеть на воду и любоваться звездами. В общем, снимаю напряжение. Это приводит меня в норму.

– Звучит заманчиво.

– А когда мороз, и река стремительно несется мимо! Черт подери, лучшего зрелища и быть не может! А как насчет тебя, брат? Ты сидел?

– Ни разу. Мне везло.

– Я слышал, ты проявлял осторожность. Знаешь, за что я единственно благодарен тюрьме? Я научился ценить все это. – Его взгляд скользит вокруг. На балконе уже темно. Я могу разглядеть черты Тревора лишь в тот момент, когда он затягивается сигареткой – ее отсвет освещает его лицо.

– Это может показаться тебе бреднями старого хиппи, но если тебя ни разу не лишали возможности делать то, что ты всегда принимал как должное, тебе никогда не понять цену свободы.

– Да, но многие ведь и возвращаются, и не раз.

– Потому что по-другому не могут. Либо гонятся за главным призом. Только представь, изо дня в день ты просыпаешься и видишь все те же лица… Меня угнетает одна только мысль об этом.