Слияние вод - [26]

Учителя думали, что, окончив школу, Ширзад поедет в Бакинскую консерваторию, станет музыкантом. Он и сам лелеял такую мечту. Но жизнь снова не пощадила его: умер старший брат, и десятикласснику Ширзаду пришлось заботиться о старушке матери и маленькой сестренке. Юноша начал работать в колхозе, но и школу закончил с отличием. Теперь он был хорошим бригадиром, уважаемым и стариками и молодежью.

Все это невольно припомнил сейчас Рустам, опустив седую голову и слушая пение Ширзада. А когда сзади подошла к нему Першан, облокотилась на спинку стула, он покосился на нее и сказал:

- Рот-то закрой, дочка...

А рот у Першан действительно полуоткрылся. Она места себе не могла найти: то к матери прижмется, то вот к отцу подойдет, а все не может убежать от песни. Ширзад пел и играл для нее, для любимой, и Першан это знала, но какое-то оцепенение мешало ей поблагодарить певца хотя бы взглядом.

- Молодец, Ширзад, молодец! Отлично! Великолепно - закричали гости и хозяева, когда он умолк.

- Соловьиный голос. А мастерство какое! - сказал Шарафоглу и, подняв бокал, пожелал певцу счастья.

Першан спрятала покрасневшее лицо в копне отцовских седых волос, словно это в ее честь зазвенели хрустальные бокалы.

Гости поднялись, пора расходиться, на улице глубокая ночь. Вдруг на дворе дважды пролаяла сторожевая собака.

Гараш хотел выйти посмотреть, но отец остановил.

- Это Салман. Мой волкодав его так встречает.

Через минуту, осторожно приоткрыв дверь, в комнату бочком вошел усатый чернобровый человек. Майе даже показалось, что не вошел, вполз...

- Заходи, заходи, Салман, чего ты там застрял, - приветливо сказал Рустам.

- Иду, товарищ председатель, - ответил тот, и голосом и улыбкой показывая, что он с хозяином на короткой ноге.

Салман держал в руке перевязанные шелковыми ленточками красные коробки. Он улыбался приторно-сладко, долго пожимая руку Рустаму, расшаркался перед хозяйкой: "Поздравляю, Сакина-хала3!" - затем проследовал через всю комнату к Майе и Гарашу.

- Добро пожаловать на нашу Мугань, в дом многоуважаемого Рустама-киши... Пусть жизнь для вас будет такой же светлой, как ваше прекрасное лицо. Пусть легко ступают ваши маленькие ножки по муганским дорогам, - плавно произнес Салман.

Жесткие, щетинистые усы, воинственно торчавшие вверх, и маслянистые круглые, выпуклые, как пуговицы, глаза Салмана мешали Майе как следует разглядеть лицо этого многословного поздравители. А тот, наоборот, с интересом рассматривал Майю, как бы оценивая и ее стройный стан, и волнистые локоны, и высокую грудь, прикрытую шелковой косынкой.

- Трудно, ай трудно найти подарок, достойный вас. И кусок алмаза потускнеет рядом с вами от зависти. И все же я осмелился. Будьте снисходительны к скромности подарка, - протягивая коробки, закончил Салман.

Майя растерялась, не знала, прилично ли ей принимать подарок от нового гостя.

Салман быстро нашелся, положил коробки на стол как раз между Майей и Гарашом, как бы подчеркнув, что без согласия супруга он никакие подношения делать не посмеет.

- Деревня, Сакина-хала, деревня... - извинился он перед хозяйкой. Ничего путного купить невозможно.

- Напрасно беспокоился, - нахмурилась Сакина. - И этого-то не надо было.

- Дело же не в подарках, Сакина-хала, в уважении! - воскликнул Салман, прижимая руки к груди. - От чистого сердца... Нет ничего приятнее счастливой парочки. Как говорят в народе: "Если сердца влюбленных соединились воедино, то даже щепка в их доме ценится дороже золота".

- Только не философствуй, не философствуй, - заткнул уши Наджаф, садись и пей вино!

- Открывай скорее, посмотрим, - умирая от любопытства, попросила Гызетар.

- О женщина! Ведь не тебе - Майе, - вздохнул Наджаф, но все-таки развязал ленточки.

В одной коробке лежал флакон духов "Красная Москва", в другой шоколадные конфеты.

- Где ты это все добываешь, Салман?

Поглаживая усы, Салман сказал;

- Прошу выражаться точнее: не добываю, а покупаю в государственном магазине. Давно купил. Сердце предсказало: свадьба Гараша на носу. Как видите, сберег...

И он вопросительно посмотрел на Майю.

Та, потупившись, поблагодарила.

- Напрасно все это, - недовольно повторила Сакина.

Салману было двадцать шесть лет, но он уже успел прожить довольно пеструю жизнь. Он побывал и в Баку и в Москве, учился в сельскохозяйственном техникуме, а затем решил стать зубным техником, но вдруг охладел и к этой профессии, два года провел в театральном училище, но и оттуда ушел, решив, что оклады у артистов небогатые. Устроившись в Баку завхозом, Салман на этом поприще проявил редкие способности, но, огорчившись, что у него нет настоящей специальности, наконец обосновался на бухгалтерских курсах и вернулся на Мугань с дипломом бухгалтера. Угодливостью, разбитным нравом он прельстил Рустама и оказался в правлении колхоза - сначала счетоводом, потом бухгалтером. Салман отлично правил автомобилем, с грехом пополам играл на таре и пианино, жарил вкусные шашлыки и мастерски запекал в тесте форель. Он умел угождать женщинам и считал себя знатоком женской красоты. Разглядывая Майю, сравнивал ее с сильным, но неотесанным Гарашом, он думал: "Красавица! Правду говорят: самая сочная груша достается медведю".