Сливки - [10]

Недолго думая, я согласилась. И позабыв про цель своего приезда, сделала несколько шагов прочь от церкви.

Ева удивленно посмотрела на меня:

– Вы зайдите, помолитесь. Мы подождем вас сколько нужно. Подождем прямо в кофейне, чтобы не отвлекать.

– Ой, я не думаю, что мне стоит идти в церковь в таком состоянии. Приду потом, когда возьму себя в руки.

– Для общения с Богом не бывает неподходящего состояния, – сказала Ева, покачав головой. – Идите. Это мы вас сбили с толку. Подождем сколько нужно. Тем более, сегодня очень хороший батюшка на службе.

Служба, в моем понимании, давно закончилась. Но батюшка действительно копошился у алтаря.

Я не знала с чего начать, и в очередной раз пожалела, что нахожусь тут, вместо того, чтобы пить ароматный кофе с новой милой знакомой Евой.

Если не считать ранее упомянутого священника, то в церковном зале никого больше не было. Так мне показалось.

– Могу я вам чем-то помочь? – спросил молодой женский голос.

Я вздрогнула и резко повернула голову вправо – на звук. Пришлось долго фокусировать взгляд, чтобы сложить представление о той, которая окликнула меня. Сначала мне показалось, что за прилавком со свечками и всякой церковной утварью стоит старушка. Обильная седина белым пухом выбивалась из-под косынки. Но голос был молодой. Лицо тоже – не старше тридцати пяти.

Мне сразу вспомнилась моя рано постаревшая подруга Жанна. Хотя даже она взяла себя в руки и в последние годы старалась за собой следить. Но когда в церкви работали ухоженные люди? Ничего не изменилось.

– Да, будьте добры свечи, – решилась я. – И что еще можно сделать? У меня умер муж и пропали дети.

Женщина выложила передо мной восковые оранжевые палочки. Из-под широкого рукава серой бесформенной кофты показалась молодая рука с короткими неухоженными ногтями. Она добавила две записки: за здравие и за упокой.

Я благодарно кивнула и извлекла из маленькой сумочки смятую купюру крупного номинала.

– И еще я бы хотела исповедаться, – услышала я свой собственный голос.

– Сначала записки и свечи, а я сообщу о вас отцу Антонию, – ответила седовласая служительница церкви.

– Хорошо.

До этого женщина не подавала виду, что узнала меня. Но последние слова говорили об обратном.

Что ж! Так даже проще! Не придется слишком долго объяснять кто я и в чем мои грехи.

И все же когда меня проводили к священнику, я не знала с чего начать.

– Меня зовут Маргарита Рассказова.

– Я знаю, – кивнул батюшка.

Оказалось непривычно называть так мужчину, который на вид был не намного старше меня. Светлые волосы аккуратно зачесаны и, кажется, не лишены укладочного средства. От рясы пахло хорошими духами. Нет, все-таки есть священнослужители, которые выглядят вполне ухоженно.

– Меня зовут отец Антоний. Расскажи о своих грехах, Маргарита.

– За всю жизнь? Начиная с детства?

– Это твоя первая исповедь?

– Да. Осуждаете?

– Я? – отец Антоний усмехнулся. – Дитя мое, я сам впервые исповедался семь лет назад, а спустя два года принял сан.

Я оценила попытку священника придать нашей беседе доверительный тон.

– Просто для начала ответь на вопрос, почему ты не делала этого раньше.

– Наверное, я просто устала, как никогда. Жизненные испытания прижали меня к стене. И как самая отъявленная грешница, я пришла к Богу лишь тогда, когда мне стало решительно некуда больше идти.

– Это стандартный путь заплутавших. Мне он тоже знаком. Не нужно начинать с детства. Расскажи в двух словах о грехах своей молодости для начала.

– Я была эгоистична, горда и тщеславна. Да и сейчас, по сути, остаюсь такой же. Пожалуй, именно поэтому я считала и считаю свой приход сюда проявлением лицемерия что ли.

– Но что-то тебя тревожит сейчас особенно сильно?

– То, что я продолжаю жить как ни в чем ни бывало. Муж погиб. Дети пропали. А я наслаждаюсь жизнью. Рядом есть человек, который окружает меня любовью, а я отвечаю ему взаимностью. И радуюсь этому, вижу в этом новый смысл.

– Но ведь это не так. Ты не наслаждаешься.

– Меня ежедневно окружают погруженные в страдания люди. И я постоянно сравниваю себя с ними. И мне кажется, что я живу лучше, чем многие из них. Есть и обратная сторона. Я часто ловлю себя на зависти к людям, которых миновали потери. При этом я присвоила себе право быть наставником для подобных себе.

После того как я припомнила еще несколько страшных, на мой взгляд, грехов из своей жизни, отец Антоний попросил меня наклонить голову, прикрыл ее частью своей одежды, которая была похожа на фартук, и прочитал молитву. После этого он дал мне несколько наставлений, попросил перекреститься, поцеловать крест и Евангелие.

Перед уходом я уточнила, означает ли сей обряд, что грехи мои отпущены. Батюшка кивнул:

– Искренне раскаявшемуся человеку его грехи прощаются навсегда.

Ничего более неопределенного я в своей жизни не слышала. Откуда мне было знать, что раскаяние мое искреннее настолько, что я смогу в одну минуту избавиться от всех прошлых пороков?

Покидая церковь, я спиной почувствовала, что священник и его помощница переговариваются о чем-то вполголоса. Пришлось ускорить шаг.

И лишь спустя пару часов, проведенных в кофейне с новой знакомой, я поняла, что в церкви было сплошное нытье, а настоящая исповедь ждала меня здесь. Только я выступила в роли слушателя.