Слишком много подозреваемых - [50]

Он вцепился пальцами себе в волосы и с силой тряхнул головой.

– Когда это произошло? – Аурелия не решилась произнести вслух слово «забаллотировали».

– Предварительная процедура заняла всю зиму – собеседование, предоставление рекомендаций, посещение приемов и все прочее. Родители Луизы радовались за нас, они даже устроили по этому поводу званый обед, на котором присутствовала и эта гадина Клио Пратт. Меня тошнит при одном только воспоминании о ней. Она у меня и сейчас перед глазами со своей сахарной улыбочкой и сюсюканьем: «О, как приятно, что мы встретились!» – Он заговорил фальцетом, пародируя Клио, и мрачно добавил: – Она не давала нам ни малейшего повода подозревать, что ее тревожат какие-то проблемы и что главная проблема – это я.

– Откуда ты знаешь, что это она всему виной?

– Знаю. Мне сказали. Поверь мне, это так. Она приготовила для меня – для нас с Луизой – «черный шар» и пустила бы его в ход, если бы комиссия поставила наш вопрос на голосование.

– Сочувствую тебе, – сказала Аурелия вполне искренне. Опечаленный и даже отчаявшийся Генри, естественно, вызывал жалость. После некоторых колебаний она не вполне уверенно добавила – Что я могу для тебя сделать?

Большие выразительные глаза Генри уставились на нее.

– Ты не представляешь, как тяжело сознавать, что кто-то ставит мне в вину принадлежность к черной расе. Из-за этого страдают мои дочери и моя жена. У нас хорошая семья, мы приличные, спокойные люди. Почему перед нами захлопывают дверь?

Трагический монолог Генри начал действовать на Аурелию. Слезы стали наворачиваться на глаза. Не хватало ей еще расплакаться перед ним.

– Ты давно знаешь Клио, – продолжал Генри. – Я подумал, что ты поможешь мне понять, что ею движет.

– Клио замужем за моим бывшим супругом. Вот и все, что я о ней знаю, – твердо заявила Аурелия, сознавая, что обманывает Генри и отчасти себя.

Хотя ее дороги с Клио редко пересекались, но через своих дочерей она имела представление о том, как действует и на что способна вторая супруга Ричарда Пратта. Клио была сродни торнадо, вносящему всюду хаос и разрушение, губящему в полях юные всходы, сметающему все на своем пути. Но Генри хотел точно знать, почему Клио сделала то, что сделала, получить самое простое и, по возможности, рациональное объяснение ее поступка, которое сняло бы груз с его души, смягчило испытываемую им боль. Но такого объяснения Аурелия дать ему не могла.

Она видела на лице Генри то же самое выражение обиды и недоумения, которое наблюдала прежде на личиках своих дочерей, когда девочки возвращались после каникул, проведенных в отцовском доме. Они спрашивали мать, почему их селили двоих в одну комнату, а Джастин, их маленький сводный братец, имел свою спальню, и шесть других спален пустовали. Почему кухарка подавала Джастину к завтраку тосты по-французски, а им нет? Почему им не позволяли приглашать в гости подруг? Почему они не могли пользоваться бассейном без специального разрешения Клио? Почему их лишали ужина, если до полудня они не предупреждали Клио, что будут дома к этому часу? Тогда на них просто не готовили, как будто в доме соблюдалась жесткая экономия, хотя, конечно, это было не так. Рассказы о пустяковых обидах и достаточно серьезных унижениях сливались в один поток, и так формировался образ новой жены Ричарда в воображении его первой супруги.

Прошли годы, но и теперь Аурелия не приблизилась к разгадке и не нашла ответов на все эти вопросы. Если Фрэнсис и Блэр изливали на нее свои детские обиды, а потом, как и многие подростки, бунтовали против господства взрослых, олицетворяя его в мачехе, то случай с Генри никак не вписывался в этот ряд. Оскорбление было нанесено взрослому, уважаемому человеку, не имеющему отношения к семье Пратт. Считать, что в Клио вдруг пробудился расизм, было смешно. Она слишком дорожила своей репутацией и никогда бы не поставила себя и, конечно, Ричарда в неловкое положение. Тогда чем же она руководствовалась? Может быть, дело в яде, который в ней копился от рождения?

В детстве Фрэнсис и Блэр воспринимали холодность и даже жестокость мачехи как наказание за свое плохое поведение, хотя не понимали, в чем они провинились. Ведь они старались ей угодить, предлагали помочь по дому, вели себя тихо. Они все делали так, как им было велено. Они ничего не разбили, не испортили. Аурелия многократно внушала им, что никакой их вины тут нет. Но вот чего она не в силах была довести до их сознания, так это того, что они, две хорошо воспитанные, добрые и обаятельные девочки, были только ее дочерьми и Ричарда. Уже этот факт делал их в глазах Клио некими существами второго сорта. Или вообще никем?

– Я все время себя спрашивал: поступил ли я неправильно? Нужно ли мне было подвергать свою семью такому унижению? И вообще выставлять ее на судилище? Может, собственное тщеславие губит меня?

Генри сделал паузу, чтобы перевести дух, и вновь продолжил:

– Я сделал из себя посмешище! На Манхэттене, где я практикую, меня уважают. Люди обращаются ко мне, полагаются на меня. Я спасаю жизни. А здесь это все не имеет значения. Здесь неважно, образован ли ты или тупой невежда. И чтобы попасть сюда, нужны не только деньги. Здесь все богаты. А чего тогда желать таким людям? Только изоляции от того, что им ненавистно и вызывает зависть. От чужого успеха и от пришельцев извне. Я, наверное, сошел с ума, когда вздумал поискать в этой ограде калитку.