Слишком много подозреваемых - [2]

А Гейл была как раз человеком в высшей степени проницательным. Сложилось так, что пост секретаря правления, разумеется, без права голоса, занимала особа женского пола. Только женщина с данной ей свыше способностью вносить умиротворение в мужские разборки могла приводить в порядок протоколы заседаний, избавляя их от чересчур крепких выражений, и складывать аккуратно бумаги, в пылу дебатов разбросанные в беспорядке по столу. Гейл идеально подходила для подобной ответственной должности, а ей эта не очень обременительная работа была по душе и льстила ее самолюбию.

Гейл имела собственный процветающий дизайнерский бизнес. Она оформила чуть ли не половину самых богатых домов в Саутгемптоне. Везде были ее этажерки, горшочки с цветами и прочие «милые ненужности». Не она гонялась за клиентами, а клиенты ловили ее. Она могла разговаривать на равных с членами совета, но обычно помалкивала, зато ее молчание, как золото, всегда было в цене.

– Генри – человек, достойный уважения. Он и Луиза представили нам прекрасные рекомендации, – негромко заговорил вице-председатель правления Джордж Уэлч, не без ехидства добавив: – С моей стороны, может быть, будет бестактно напоминать, но родители Луизы более давние члены нашего клуба, чем ты, Клио.

Высказавшись, Уэлч откинулся на спинку плетеного кресла-качалки, которое никто не смел занимать, кроме него, дав этим понять, что высказал свое мнение. Медленно вращающийся вентилятор под потолком бесполезно пожирал электроэнергию. У всех, кто сидел за столом, выступила испарина. Хотелось поскорее разделаться со всей этой процедурой и покинуть зал заседаний.

– Я готов согласиться с Джорджем.

Уоллес Лавджой даже в такой короткой фразе умудрялся подчеркнуть свой британский акцент. Он с нарочитым вниманием перелистал досье, врученное ему Гейл, и выдержал, опять же специально, долгую паузу, чтобы сконцентрировать на себе всеобщее внимание.

– Вы только взгляните. Генри можно только позавидовать. У него полностью оплаченный дом здесь и еще восьмикомнатная квартира на Манхэттене. Его дочери учатся в престижной школе. А почему это случилось? Потому, что он режет наши сердца, как первоклассный мясник. Генри Льюис – самый известный кардиохирург в Штатах. А разве вы не помните, как Луиза, еще маленькая, бегала по корту и каждый упущенный мячик орошала слезами?

Лавджой ударился в лирику:

– А почему, интересно знать, вы с Мэгги перестали приглашать ее на свои сборища с тех пор, как она вышла замуж за кардиохирурга? Если я не ошибаюсь, вы давно не включали их в список гостей. – Клио знала, куда метить.

Лавджой был демократичен в выборе компании, но до определенной степени. Он мог общаться с художниками, наркоманами и русскими эмигрантами, заполонившими Нью-Йорк, обтягивать свою задницу в джинсы цвета хаки и хлопать по плечу пакистанского таксиста, но все-таки в его жилах текла голубая кровь.

– Состав списка приглашенных на вечеринки и на семейные празднества не имеет отношения к рассматриваемому нами вопросу, – высказался, выручая Лавджоя, Джордж.

Тот, ощутив поддержку, решил перейти в наступление:

– Никому нет дела, ходили мы друг к другу в гости или нет, но за профессиональную компетентность Генри я ручаюсь.

– Понятно, – откликнулась Клио ледяным тоном, способным сразу же заморозить всех присутствующих, но Лавджой не сдавался:

– Думаю, что в это лето все изменится и супружеская пара Льюис будет принята в клуб.

Тут следовало бы вмешаться секретарю, и она это сделала.

– Почему бы вам просто не проголосовать? – спросила Гейл. – Со всей документацией и рекомендациями вы ознакомлены. У каждого из вас уже сложилось мнение.

– Да, конечно, – кивнула Клио. – Но каким бы очаровательным, богатым и умным ни был Генри Льюис, он не наш человек. Он не вписывается в наш круг.

– Почему? – в один голос запротестовали Джордж и Уоллес.

– Потому что он – черный! – Клио надоело кружить вокруг да около, и она решила назвать вещи своими именами.

– Как можно?! При чем тут это? Совсем сошла с ума! Здравомыслящие члены совета были готовы чуть ли не линчевать ее, а она над ними явно насмехалась.

– Почему вы голосуете за членство Генри Льюиса в клубе? – остановила она их порыв.

– Потому, что он достойный человек, зарабатывающий деньги честным трудом и платящий налоги.

– А я не выношу негров, и везде, где только возможно, я избегаю общества черномазых.

От ее грубого высказывания члены заседания взорвались, словно праздничные шутихи, и так же быстро угасли, украдкой посматривая на Гейл, насколько точно она запечатлеет в протоколе его неосторожно оброненные слова.

Гейл в этой ситуации чувствовала себя хозяйкой положения и вся обратилась в слух.

– Не могу поверить, что слышу подобное в этих стенах. – Джордж опустил голову и спрятал лицо в ладонях.

Клио вскинула голову, и ее длинная черная грива взметнулась.

– Ради бога, не изображайте возмущение. Вы все не меньше, чем я, не желаете, чтобы черномазый стал членом нашего клуба.

– Расовая принадлежность Генри вполне может вызвать некоторый дискомфорт, – признал Джек Ван Фюрст, председатель приемной комиссии, охлаждая страсти.