Слишком много подозреваемых - [126]

– А Кэтрин знает, что ее дочь умерла?

– Да. Я сам сообщил ей.

– Как она к этому отнеслась?

– Она долго молчала. Хотя она вообще-то не говорунья, но какие-то звуки издает, зовет кого-нибудь или что-то бормочет себе под нос. А тут тишина и полная неподвижность. До этого Кэтрин любила кататься в кресле – туда-сюда. Клио подарила ей удобное кресло несколько лет назад, сделанное по специальному заказу.

– Мы можем ее увидеть?

– Только на короткое время. Ей не нравятся новые лица, а я бы не хотел зря волновать ее.

По дороге в комнату Кэтрин Хеншоу они, следуя за Гамильтоном, миновали общую гостиную, где распевали птицы в многочисленных клетках и букеты цветов напоминали о лете, которое властвовало над природой за окнами.

Первое, что бросилось в глаза Фрэнсис уже с порога, это обритый череп старухи. Она вспомнила слова Умника о том, что Кэтрин рвет на себе волосы. Очевидно, медики посчитали, что будет лучше побрить пациентку наголо.

Однако, за неимением волос, Кэтрин, вероятно, неоднократно принималась ковырять и рвать кожу на черепе ногтями, отчего тот весь покрылся кровавыми рубцами.

– Кэтрин! – тихо позвал ее доктор Гамильтон. – Кэтрин!

Та никак не отреагировала.

– Клио рассказывала тебе о своей падчерице Фрэнсис, дочери Ричарда. Вот она пришла навестить тебя.

Фрэнсис выступила вперед:

– Миссис Хеншоу, я знаю, что вы сейчас переживаете тяжелый момент… Как и мой отец тоже. Он очень любил вашу дочь.

Она наклонилась, стараясь уловить взгляд Кэтрин. Та замычала и немного отвернула кресло в сторону.

– Можно вам задать несколько вопросов о вашей дочери? Мы стараемся выяснить, почему она так безвременно ушла из жизни.

Кэтрин начала ездить в кресле, мотаться туда-сюда. Смотреть на это было невыносимо.

– Говорила ли вам Клио, что она кого-то опасается? Не угрожал ли ей кто-нибудь? – Задавая вопросы, Фрэнсис сразу же осознавала их абсурдность. Неужели Клио делилась бы своими земными проблемами с матерью, пребывающей в потустороннем пространстве?

– По-моему, с нее уже достаточно, – прозрачно намекнул доктор Гамильтон.

– Мы уедем. Мы уедем… – начала напевать Кэтрин.

– Кто мы? Вы с Клио?

– Вот вам и нужный ответ. – Доктор Гамильтон решительно загородил собой Кэтрин от Фрэнсис.

– Простите, – сказала Фрэнсис, выпрямляясь. Кэтрин зажала себе уши костлявыми руками и разразилась истошным продолжительным воплем.

Доктор Гамильтон сделал знак Умнику и Фрэнсис немедленно уходить.

Когда они повернулись к двери, он широко раскинул руки, а потом сомкнул их в кольце над выбритым черепом безумной старухи, отгораживая ее излучаемой им доброй энергией от чуждого ей и злого внешнего мира.

Умник в молчании вывел машину с территории клиники.

– Должно быть, ужасно видеть свою мать в таком состоянии. Как бог может проявлять такую жестокость к некоторым людям без всякой на то их вины? – Он впервые заговорил, проехав уже несколько миль. – Куда тебя завезти?

– Можешь подбросить меня до дома матери? – спросила Фрэнсис.

Умник повернул голову, скользнул взглядом по профилю сидящей рядом Фрэнсис и, молча описав круг на шоссейной развязке, свернул на Саутгемптон.

Как только они подъехали к скромной резиденции Аурелии, голубой четырехдверный седан «Ауди» вырвался на бешеной скорости из ворот и промчался мимо. Несмотря на тонированные стекла, Фрэнсис разглядела и опознала водителя, хотя солнцезащитные очки скрывали его глаза.

Она посмотрела на Умника, ожидая его комментария.

– Ума не приложу, что привело окружного прокурора в субботу в эти края? – улыбнулся Умник.

Фрэнсис постаралась побыстрее отделаться от Умника, который, по-видимому, очень хотел затеять разговор о визите Малкольма к Аурелии. Она, распрощавшись, захлопнула дверцу и дождалась, пока Умник не нажмет на газ и не исчезнет из виду.

Мать как будто ожидала ее, стоя на крыльце в белом свободном летнем платье, скрывающем ее полноту, засунув руку в глубокие карманы и олицетворяя своей позой полную безмятежность.

Спустившись на одну ступеньку, она заключила дочь в объятия.

– Какой приятный сюрприз! Тем более в такой хороший день.

– Ты в порядке, мама?

– Конечно. Почему ты спрашиваешь? Разве по моему виду не скажешь, что я в порядке? – Мать сверкнула в улыбке белоснежными вставными зубами.

– Я тебе не помешала?

– Нет-нет. Заходи.

Впрочем, это было произнесено после минутного колебания.

Они прошли на кухню. Обычно захламленное банками краски, рулонами бумаги и холстов, засохшими букетами помещение теперь словно по волшебству неузнаваемо преобразилась. Новоприобретенная кухонная утварь и старая, но тщательно очищенная, сверкала, слепя глаза. Ополовиненное блюдо с пирожными и нарезанным кексом, пустая бутылка из-под шампанского, две смятые салфетки и два бокала – свидетельство недавнего маленького празднества – еще не были убраны со стола.

– Неплохо провела время? – спросила Фрэнсис. Аурелия слегка смутилась, но улики были явно налицо, и она рассмеялась.

– Забыла, что моя дочь – следователь.

– Обвинитель, – поправила ее Фрэнсис. – Мы по дороге столкнулись с Малкольмом.

– Кто это «мы»? – поинтересовалась Аурелия.

– Друг привез меня. Ты его не знаешь. Я не догадывалась, что у тебя такой обширный круг знакомств.