Слишком личное - [35]

– Маш, давай с моего мобильника позвоним? – предложил он.

– Звонить нужно только из автомата. – Эксперт, пытаясь сохранить равновесие, уперлась руками в стол. – Только из автомата!

– Маш, где мы сейчас автомат найдем? Их уже нигде не осталось.

– Тогда можно и с мобильника. Но только на улице. Т-т-олько на улице! Сейчас поедем к Сорокиной, а по дороге и позвоним, – решила она.

– К какой Сорокиной? – испугался Лысенко.

– К Рите этой твоей. Штукатурше.

– Она не Сорокина, а Погорелова.

– Извини, перепутала. – Камышева потерла рукой лоб. – Ну и денек сегодня. У меня что-то с головой… не то. Да! Все сходится! Сорокина ведь тоже Рита. Слушай, а может, Сорокиной все напрямую рассказать? – предложила Камышева. – Она же тоже человек?

– Знаешь, Маш… – Лысенко стоял, совершенно трезвый и хмурый, за порогом своего кабинета, а его гостья все никак не могла попасть в дверной проем. – Знаешь, Маш, я, наверное, сам поеду. Спасибо тебе большое за все… за участие, так сказать. Но я не хочу тебя сюда втягивать. Это все – мое личное дело. Я сам заварил эту кашу, сам буду ее и расхлебывать. Или меня выпрут с работы, или…

Камышева выбралась наконец наружу, и он запер дверь. Машка, конечно, совершенно потрясающая баба, но он мужик. Мужик, а не баба какая-нибудь! И будет сам как-то выгребать из этой ситуации.

* * *

Больше в Сухое она не вернулась. За ее вещами и паспортом был послан кто-то, но документа она так и не увидела, а ее нищие пожитки, заботливо упакованные в два аккуратных чемодана тем же посыльным, были ей уже не нужны. Они выглядели бы жалко и неуместно в этой ее новой жизни, которая началась сразу после того, как Аристарх Сергеевич Липчанский предложил ей выйти за него замуж. Однако если к Леониду Ногалю она присматривалась долго и так же долго не решалась принять его ухаживания, то здесь она решилась сразу. И подтолкнули ее к положительному ответу вовсе не начальственное положение ее будущего мужа, не лимузин с персональным шофером и даже не сознание того, что если она не выйдет замуж за Липчанского, то не выйдет, наверное, уже никогда. Ей нравился его голос, вежливое обращение, предупредительно-надежные руки… Она не отдавала себе отчета в том, что именно этот невысокий, полноватый, внешне неприметный человек вдруг оказался героем ее романа. Все это невероятное происшествие с порезанной рукой, то, как он подобрал ее, босую, на дороге, дожидался ее из больницы и отвез домой, и то, как снова явился, когда ей нужно было на перевязку в Судак… В ее глазах он оказался рыцарем – тем самым прекрасным рыцарем на белом коне из обожаемых ею романов. Только вместо доспехов на ее будущем муже красовался шевиотовый костюм, а верный конь несся по горным дорогам с нелошадиной прытью, унося их к симферопольскому экспрессу.

Нарядный вокзал большого города встретил ее в этот раз не товарным двором с чередой теплушек, а вполне комфортабельной комнатой ожидания, предоставляемой в пользование только гостям определенного ранга. Полосатые мягкие диваны спального купе, в котором она ехала в Москву, были также полностью в ее единоличном распоряжении. Аристарх Сергеевич находился совсем рядом, за стенкой. Он также занимал отдельное купе. Невиданная роскошь поездки совершенно пленила ее: пышный букет роз, который перед посадкой в поезд преподнес ей Липчанский, был тут же водворен в вазу и поставлен на столик. Крепкий чай в серебряных подстаканниках, приносимый по первому требованию услужливой проводницей, ничуть не напоминал тот кипяток в мятой алюминиевой кружке, который она пила, путешествуя по железной дороге в первый раз; предупредительность обслуживающего персонала в вагоне-ресторане, куда она рука об руку со своим избранником отправилась вначале обедать, а затем и ужинать; кружевные занавески на окнах вагонов, сияние мельхиоровых приборов и хрустальных фужеров… Мир, в который она робко вступала, когда вагон, мягко покачиваясь, нес ее в столицу, для кого-то был привычен и даже пошл, ей же, неискушенной и не знающей других удобств, превышающих минимальные, этот мир казался какой-то волшебной сказкой.

По приезде в столицу Аристарх Сергеевич не отвез ее к себе домой, как она предполагала, а поселил в ведомственной гостинице. В номер люкс, который она занимала, по очереди являлись то портнихи с журналами мод, то секретари и референты ее высокопоставленного жениха, желающие показать гостье столицу, передать билеты в театр или сопроводить ее на Выставку достижений народного хозяйства. С интересом и все возрастающим любопытством она осматривала архитектурные и культурные памятники и дивилась огромности Москвы. Метро показалось ей каким-то невиданным дворцом, и странно было то, что, кроме нее самой и каких-то смешных людей в полосатых, напоминающих больничные, халатах, никто не стоял на мраморных станциях, приоткрывши рот. Москвичи деловито перемещались как под землей, так и поверху, улицы буквально кишели людьми и дорогими автомобилями.

Аристарх Сергеевич навещал ее ежедневно, неизменно с цветами, и сам лично провожал то к маникюрше, которой она с робостью впервые протянула свои руки с изящными длинными пальцами, то к парикмахерше, то на многочисленные примерки. Для будущей жены Аристарха Сергеевича шился целый гардероб: платья, блузки, костюмы, пальто и плащи… В том обществе, в которое ей вскоре предстояло вступить, все – от еды и до панталон – было такого высочайшего качества, о котором она раньше даже не подозревала. И ее собственную жизнь подгоняли под это качество, меняя не только одежду, но и привычки, манеры, речь. Специально приставленная к ней женщина терпеливо обучала Арину, как правильно пользоваться ножом и вилкой, как садиться и как вставать, как проходить на свое место в театральном зале…