Слишком личное - [3]

– Присмóтрите? – Катя вопросительно кивнула на нехитрые пожитки.

– Нет проблем. – Парень пожал широкими плечами. Подруга его повернулась и уставилась на Катю, как на привидение.

Впрочем, они могут не волноваться. Она не собирается лезть ни в какие дела. Везде найдутся бабки, которые сбрендили, и молодежь, которой это не нравится. Да, в этом доме у моря бабки действительно примечательные. Однако ее сейчас больше занимал омлет.

В саду было прохладно и тихо – видимо, обитатели дома над морем еще не встали. «Странно, – подумала она, – и чего этим двоим не спится?» Она имела в виду внука и его девушку. Появление этой парочки на пляже в восьмом часу утра было, несомненно, явлением экстраординарным. По Катиным наблюдениям, просыпались молодые люди никак не ранее одиннадцати часов – как раз в то время, когда они с мамой обычно возвращались с моря на обед.

Проходя мимо огромного инжира, она осмотрелась – нет ли кого поблизости – и сорвала с ветки несколько фиолетовых, сочащихся соком плодов. На местном рынке эта вкуснятина стоила несусветных денег, а здесь произрастала прямо как в райских кущах. Конечно, не очень красиво рвать с веток хозяйское добро, но добра этого здесь столько…

– А я тебе говорю, это ни в какие ворота… Доброе утро, Катенька!

Это надо же – Катенька! Да еще и «доброе утро»! Сегодня просто день чудес какой-то. Дочери хозяйки, оказывается, тоже уже не спят. Чего это все сегодня такие… озабоченные? И вежливые? Как и сынок, эта дама неприметную квартирантку обычно игнорировала, вторая, правда, была поприветливее – но «Катенька»? Она уже дошла почти до самой летней кухни, где намечался завтрак, когда до нее донеслись слова той, что в упор ее не видела:

– Эти старухи выжили из ума, я точно тебе говорю!

* * *

– Жил старик со своею старухою у самого синего моря…

– Катюш, ты чего?

– Так, мам, ничего.

Зонт и сумка были на месте, и парочка тоже. Внук с невестой о чем-то разговаривали, и физиономии у обоих были озабоченные. Вот он что-то сказал, она ответила, но собеседнику ответ подруги явно не понравился. Он отрицательно помотал головой и сдвинул брови. А девушка, видимо, настаивает, даже жестикулировать начала… Наверное, не слишком красиво, что она за ними наблюдает потихоньку. Катя вздохнула и перевернулась на другой бок.

Да, жил старик со своею старухою у самого синего моря. Море здесь действительно очень синее. А вот старика нет. Зато старух целых две. И что, обе сбрендили или же выжили из ума? О каких старухах говорили эти двое на пляже и те две дамочки в саду? О тех, которые здешние хозяйки, или о каких-то других? Наверное, чужие старухи не стали бы занимать родственников так, что те даже подхватились всем семейством ни свет ни заря. Да, старухи здесь весьма колоритные. Собственно, почему старухи? Язык не поворачивается так называть милых интеллигентных пожилых дам. Особенно ту, которая Ариадна Казимировна. Съеденный омлет уютно расположился где-то посередине организма и явно способствовал крепкому, здоровому сну. Сейчас она еще немножко подумает о спятивших бабульках, а потом…

Ирина Сергеевна взглянула на дочь: Катя крепко спала, и вид у нее был довольный. Даже улыбка на губах. Ну, может, наконец-то дочери стали сниться хорошие сны, а не кошмары, которые одолевали ее после травмы и операции. Дай бог, дай бог… Ужасную работу выбрала себе Катя, тяжелую и совершенно не женскую. Однако это был ее собственный выбор. Ирина Сергеевна, разумеется, хотела, чтобы дочь предпочла что-либо иное, но та оказалась упрямой. Даже после того страшного случая не образумилась и уже сегодня изъявила желание вернуться на работу. Ну, времени до конца отпуска у них еще много, и, возможно, она отговорит свое единственное чадо заниматься всеми этими расследованиями, трупами, разбоями, слежкой за преступниками и прочими прелестями, которые хороши и увлекательны только в романах.

* * *

В молодости она считала себя чуть ли не дурнушкой. Но уж не красавицей, это точно. Молодость, молодость… И не красавицей была, и не Ариадной, и уж тем паче не Казимировной. Это потом уже оказалась и красавицей, и при влиятельном муже, и имя ей он же придумал – Ариадна. Не нравилось ему ее простонародное имя-отчество. Это теперь снова детей называют Аринами, Емелями, Архипами. И давным-давно, до замужества, ее саму звали Арина Касьяновна, Арина, Аришка.

Женщина откинулась в глубоком кресле, закрыла глаза и позволила себе вспомнить о том, что долгие годы не вспоминала, что само не вспоминалось, – да и что там было вспоминать? Горе? Бедность? Как босая ходила?

Да, и босая ходила, и голодала. Все, все было. Однако она и теперь еще сама себе хозяйка и никому не позволит своевольничать, навязывая ей неприемлемый образ действий. Если здесь кому-то что-то не нравится… «Как я захочу, так и будет! – Она властно сжала рукой подлокотник. – Это все – мое. Я здесь владелица всего, пока жива. Что захочу, то и сделаю. И нечего мне указывать, кому и что… Все им мало… Ненасытность, алчность… Миром правит жадность человеческая…»

Да, жадность человеческая. Много она натерпелась в жизни – и даже не от скупости и скаредности людской, а от того, что рано осталась без матери-отца. Дядя-то, он и нежадный вовсе был. Просто время такое тогда наступило. Вот и приходилось ему прижимистым быть, чтоб кормить их всех… Да, время… Время ее истекло, прошло, как вода сквозь пальцы, пролетело все в один миг – будто и не жила вовсе. Да, жила, конечно, и много прожила – девятый десяток разменяла, шутка ли! Вот некоторые и думают, что из ума выжила, да и на свете зажилась…