Слишком дружелюбный незнакомец - [13]

Когда он снова повернулся к Людовику, тот был занят тем, что кончиками пальцев гладил гранитные камни фасада.

— У вас красивый дом… очень красивый дом.

Он произнес эту фразу медленно, даже с каким-то вожделением. Франсуа почувствовал себя неловко.

— Спасибо, — сухо ответил он. — Входите, я представлю вас своей жене.

Судя по недомолвкам, прозвучавшим накануне в словах Матильды, от первой встречи можно было ожидать самого худшего.

За несколько минут до прихода Людовика она еще беспокоилась: очевидно, что он работает незаконно, и нет уверенности, что… что в доме не произойдет несчастный случай. Но Матильда — и это, без сомнения, являлось одной из основ мировоззрения провинциальных буржуа, которые ставят внешнее во главу угла, — была безупречной хозяйкой. Она напоминала древних греков, видевших в гостеприимстве волю божества и принимавших чужака, просящего убежища, с такой же обходительностью, как если бы тот был королевской особой.

Когда Людовик вошел в кухню, она не выказала никакого удивления — хотя, с другой стороны, ей было нечего терять — и приблизилась к ним с деланой улыбкой. Людовик окинул помещение внимательным взглядом, как если бы он оценивал все предметы, которые попадались ему на глаза.

— Здравствуйте, мадам.

Слова были произнесены очень прилежно: это стоило ему такого труда, что Франсуа не удивился бы, если бы тот затем поцеловал Матильде руку.

— Надеюсь, я вас не побеспокоил. Это месье Вассер сказал мне прийти пораньше.

Франсуа не понравилась такая неточная манера освещать события, как и лукавый взгляд, наводящий на мысли, что Людовик старается в первую очередь выгородить себя самого.

— Вы нас совершенно не побеспокоили. Знаете пословицу: «Кто рано встает, тому Бог дает».

Как Франсуа хорошо знал, Матильда изрекла эту банальность всего лишь для того, чтобы встать с собеседником на одну доску.

— Хотите чашечку кофе?

На этот раз Людовик снова повернулся к Франсуа, но теперь для того, чтобы получить его благословение.

— Не откажусь.

Пока Матильда хлопотала возле итальянской кофеварки, Людовик не сводил с нее глаз, будто маленький мальчик, ожидающий чашку горячего шоколада.

— С чего вы хотите начать, Людовик? Работы там, снаружи, хватает.

— С изгороди, мадам. Трава еще слишком мокрая, будет не слишком хорошо для косилки.

— Изгородь. Прекрасная мысль. Она уже ни на что не похожа. Давайте.

Она поставила перед ним маленькую чашечку из голубого фарфора из сервиза, который они купили у антиквара, когда еще только поселились здесь. Безумно дорогой сервиз, которому следовало бы стоять в витрине коллекционера, а не на кухне. Людовик долго разглядывал чашку, осторожно поворачивал ее на блюдце, понимая, что перед ним почти драгоценная вещь, а затем выпил ее содержимое маленькими глотками.

— Как хорошо, — прошептал он себе под нос.

Похоже, был полностью поглощен процессом дегустации кофе, поэтому, чтобы заполнить молчание, Франсуа затеял ни к чему не обязывающий разговор. «Надеюсь, сегодня весь день простоит хорошая погода» или «Мне кажется, сегодня прохладнее, чем вчера».

Но Людовик не слушал его. Как и Матильда, которая в замешательстве разглядывала гостя.

Четверть часа спустя, уладив вопрос об оплате — он и правда хотел оплату только наличными, — Людовик приступил к работе. Франсуа оставил юношу одного: его присутствие было бы неприятно молодому человеку, как и ему самому, вздумай кто-то читать, заглядывая поверх плеча.

Он проработал четыре часа подряд, практически не прерываясь. Все утро Матильда украдкой косилась в окно гостиной, чтобы приглядывать за ним. Открыть журнал… Немного прибраться… Все дела, которые она затевала, постоянно прерываясь, были скорее поводами лишний раз заглянуть в окно. Три раза она прошлась якобы для того, чтобы зайти в мастерскую. Наконец Франсуа захотел положить конец этим уловкам:

— Ну, хватит уже шпионить!

— «Шпионить»? Я всего-навсего хотела ему предложить прохладительный напиток.

Она держала в руках деревянный поднос, на котором были вырезаны очаровательные узоры. На нем стоял стакан газированной воды, украшенный ломтиком лимона, и тарелка с бисквитами. Эта чрезмерная утонченность создавала впечатление, будто Матильда собиралась принять в гостиной самых выдающихся персон.

— Оставь, я сам этим займусь. Ему это не нужно.

Франсуа взял только стакан газированной воды. Хоть он и осуждал Матильду за чрезмерное любопытство, но, выйдя из дома, воспользовался случаем, чтобы немного задержаться.

Франсуа редко случалось видеть, чтобы кто-нибудь работал настолько добросовестно и продуктивно. Но удивляла вовсе не быстрота, а предельная собранность — с инструментом в руках Людовик оказался настолько же ловким, насколько нескладным он был все остальное время. Он протянул мерные веревки, чтобы определить высоту и размеры изгороди. С помощью термических шпалерных ножниц обработал ее начерно, чтобы приблизиться к прежним очертаниям, а затем садовыми ножницами довел свою работу до совершенства.

За утро он полностью постриг изгородь и развел в дальнем углу сада большой костер, чтобы сжечь кучу листьев и веток. Наверно, Франсуа никогда не забудет выражения лица Матильды, когда та увидела, что работа уже закончена. Казалось, она восхищена кустами бирючины не меньше, чем посетитель парка-музея рощами Вилландри или аллеями Версаля.