Слезы звезд - [17]

С видом оскорбленного достоинства она вскинула голову и уперла руки в бока, приготовившись к битве:

— Да, ты прав, миссис Джеймс недовольна! И не она одна!

Майк победно хмыкнул, не отрывая от нее холодных глаз. Но тетя, всегда быстро теряющая свой пыл перед ним, на этот раз упрямо выпятила лошадиный подбородок.

— Миссис Джеймс, как и большинство достопочтенных членов Совета, считают, что ты не должен был этого делать! Ты — один из тех, на кого возложены самые большие надежды школы! Ты не должен был рисковать своей жизнью и тем более — силой, которая у тебя в крови! А также нашим хорошим именем, которое мы с таким трудом восстановили! И ради кого? Этого отребья? Мне все равно, что стало бы с ней! Эта мерзкая девчонка снова проявила свою испорченную кровь, посмев вам противостоять. Пусть бы и утонула, туда ей и дорога!

— И твоя жизнь сразу стала бы легче…

— Да! — взвилась она, задетая его скептическим замечанием. — Да, это так! Мы не должны расплачиваться за прошлое ее негодной матери, которое наложило черную тень на всех нас! Мы здесь ни при чем, но Совет решил таким образом наказать и нашу семью. Разве мы в чем-то виноваты? Разве должны так страдать? Чем мы это заслужили? — она воздела к нему руки, призывая к пониманию.

— Тень? — ледяным тоном переспросил Майк, не сводя с нее глаз, которые уже начали нехорошо блестеть. — Единственная, кто накладывает на тебя тень, это ты сама. Только у тебя, как обычно, не хватает смелости это признать. Вот и винишь других. Ведь к отцу и его постоянным «отлучкам», — последнее он как-то нехорошо выделил, — она не имеет никакого отношения.

Скорбная маска вмиг слетела с ее лица. Бледная кожа пошла нездоровыми пятнами. В тусклом свете кладовки они выглядели зеленоватыми.

— На что… на что ты намекаешь? — просипела она внезапно охрипшим голосом.

— Сама знаешь, — резкий голос Майка полоснул пространство в комнате, словно лезвие.

Тишина вокруг них стала слишком отчетливой. Оба мерили друг друга взглядами: Майк — презрительно и безжалостно, тетя — пытаясь обрести опору и устоять на ногах.

— Я не имею понятия, о чем ты говоришь, — полувыкрикнула, полувсхлипнула она, прижимая два пальца к дрожащим губам.

— Имеешь, еще как имеешь, — Майк оторвался от стены и надвигался на нее, словно скала. — Просто пытаешься спрятаться за ненавистью и крохами жалости, которые вызываешь у тебе подобных, рассказывая везде и всюду про свои «порочные, грязные родственные связи». Но они не имеют никакого отношения к твоей настоящей, ничтожной, серой жизни, с которой ты боишься остаться один на один. Впрочем, какая разница. Ты своего добилась — тебя действительно остается только пожалеть.

Тетя выглядела так, словно ее только что ударили. Она как будто резко постарела, осунулась, проступившая в волосах седина еще больше побелела.

— Твой отец вынужден много работать! — словно пытаясь оправдаться, произнесла она, отступая на шаг. — Тебя и Николь! Вашего будущего! — Непонятно кого она пыталась убедить: себя или его. — Да, он мало бывает дома. Но все знают и ценят то, что он делает…

— Конечно, — циничная усмешка Майка вышла немного зловещей. Он безжалостно усмехнулся. — Знают все. Кроме тебя.

— Ты забываешься! — истерично взвизгнула она. Остатки хладнокровия, которое она отчаянно пыталась сохранять, резко испарились. — Я не позволю оскорблять отца! И не допущу, чтобы этот дом смешали с грязью! Я буду стоять за него до конца! А если твое глупое безрассудство каким-то образом отразится на будущем Николь, то… — она запнулась, словно сама испугалась своей секундной вспышки.

— То что? — выразительно поинтересовался Майк, скулы которого нехорошо заходили вверх и вниз.

Она скомкала шаль побелевшими пальцами и дрожащим голосом произнесла:

— Все, о чем я тебя прошу, это подумать о нас и своем… СВОЕМ будущем. Ты — наша кровь и наша гордость. Мы — твоя единственная семья!

Затем быстро, почти бегом покинула кладовку.

К моему ужасу, Майк не последовал за ней.

Подойдя к окну, он оперся на старую деревянную раму и бездумно вгляделся в зияющую за ним черноту. Его притягательное своей холодной красотой лицо застыло восковой маской в желтом свете единственной лампочки, слегка покачивающейся на длинном шнуре из-за сквозняка. Он стоял прямо подо мной; я могла видеть каждую прорезавшуюся складку возле его плотно сжатых губ, каждую морщинку меж сведенных вместе, хмурых бровей.

Какое-то время его глаза привыкали к темноте. Затем, повинуясь какому-то непонятному чутью, скользнули вверх по шершавой коре… И встретились с моими.

От неожиданности я чуть не расцепила руки и не грохнулась на землю. О боже, он меня видел! Так же отчетливо, как и я его!

Слегка мутные то ли после долгой дороги, то ли после разговора с матерью зрачки сузились. Однако на красивом, чуть усталом лице не дрогнул ни один мускул.

Все внутри мгновенно похолодело. Нужно было что-то делать, но застывшее тело мучительно долго отказывалось повиноваться. Мы смотрели друг на друга несколько бесконечных секунд, показавшихся мне вечностью. Затем каким-то чудом (не иначе), я заставила непослушные мышцы двигаться, и, взлетев обратно по дереву, захлопнула за собой окно.