Слёзы мира и еврейская духовность (философская месса) - [2]

, и для такого состояния П. А. Флоренский предлагает понятие "Имя". Отец Павел считает, что «именем выражается тип личности, онтологическая форма ее, которая определяет далее ее духовное и душевное строение» (2000, с. 52). Данный тип личности предрасполагается к духовности при условии, что его «духовное и душевное строение» не застывает в одном положении, а подвержено постоянным колебаниям, изменению и развитию, что носитель этого типа, не ограничиваясь самой личностью и не задерживаясь в объеме своей самости, устремляется за пределы самое себя и рвется на встречу и свидание с себетождественными существами (динамическую функцию духа И. Кант и И. Фихте называли интеллигенцией). По методике Павла Флоренского это означает, что имя стремится в фамилию и что видовое растворяется в родовом с образованием соборности – излюбленного конструкта русских духовных мыслителей, откуда исходит их роковая ошибка: уравнивание народности и духовности.

Однако все изложенное есть не более, чем акты очевидной данности, хотя и получены умозрительным путем, и может быть отнесено к разряду эмпирического закона наблюдаемости, только явлений, которые можно только наблюдать или созерцать, но никак не объяснять. В этом и состоит наибольшее таинство человеческого духа под названием «духовность», – мы только знаем, что никакой закоренелый эгоист не способен обойтись без влияния посторонних духов, как знаем, что никакой аскет не может существовать без со-общения с подобными себе духами. Нам даже известно, что эгоизм и аскетизм являются, в своей коренной сути, нежелательными и неестественными состояниями человеческой натуры. Но эти знания вовсе не представляются истинными и не служат неким информационным результатом познавательного процесса, а выступают скорее как сигналы о нашем незнании, в полном согласии с мыслью Л. Н. Толстого: «Знать мы можем только то, что ничего не знаем. И эта высшая степень человеческой премудрости».

Это незнание и есть великая загадка духовности, болезненная тайна того, как самодержавная и самонравная личность, в полной мере ощущая себя «особой формой бесконечного содержания» (Вл. Соловьев), видит свою жизненную необходимость в добровольном слиянии с другими духами, в формировании особого коллектива – духовности. Когнитивная мистерия духовности заложена в том, что она вбирает в себя в качестве динамических особенностей все опровержения рациональных сущностных показателей коллектива per se (само по себе): она не есть сумма единичностей, но она формирует единичность, создавая единичный дух; она одновременно творит связь между индивидуальными духами; будучи родом, она не знает рационального вида, а являясь онтологическим видом, она не знает рационального рода. Если, по Флоренскому, имя всегда делает фамилию, но не всегда фамилия делает имя, то духовность всегда создает дух, как дух всегда выливается в духовность. Подобное понимание духовности в корне противоречит общепринятому субстанциальному, трактующему духовность в качестве специфического самочинного духовного соcтояния, как это подано в «Современном философском словаре» (1998): «Духовность – 1) нематериальность, бесплотность; 2) одухотворенность; наполненность духом творчества, творящим духом; 3) процесс гармонического развития духовных способностей человека». Отсутствие универсальной дефиниции духовности обязано тому, что каждый индивид обладает своим собственным определением духовности и каждое определение истинно; ложная дефиниция духовности – это отсутствие таковой, только бездуховность. В обиходе «бездуховность» означает «без духа», а может означать и «без духовности», но обе идиомы ложны: как нет людей «без духа», так не существует личности «без духовности», – в слове «бездуховность» лингвистическая строгость требует замены отрицающего предлога «без» на наречие «мало». А если духовность обнаруживает себя в наличии, то она не может быть «плохой» или «хорошей», «сильной» или «слабой», – она суть такая, какая есть. Итак, концептуальные свойства духовности в первом приближении имеют себя, во-первых, как подлинность во множестве, и во-вторых, бездуховность как деградация духовности.

Широкое употребление «духовности» во всех возможных ракурсах, однако, показывает, что тут мысль обретается, в подавляющем большинстве, в узких рамках рационального прокрустова ложа. Образцом этого последнего может служить тот же «Современный философский словарь» (I998), который в статье «Духовность» декларирует: «Критико-аналитическая оценка Д. исходит из Д. как пребывания в душе духа любого рода и из суждения, что духовность духовности рознь. Не всякий дух заслуживает полного доверия и выражает подлинную Полноту Бытия (Бог „и в ангелах Своих усматривает недостатки“ (Иов, 4:18)). Поэтому Д. бывает истинной, квазиистинной и ложной, доброй, нейтральной или злой. С этой т. зр. , неправомерно восхищаться „духовностью вообще“ оценивая ее исключительно положительно. Лучше быть бездуховным, нежели зло-духовным, т. е. одержимым злым духом». Итак, сугубо рационалистическое побуждение подвести духовность под единообразный корень и вывести ее универсальное определение, на деле сводится к актам классификации и расчленения духовности («истинной, квазиистиной» и прочая), что в совокупности подводит к тому же позитивному выводу, какой ранее был получен умозрительным путем: духовность