Слезы Макиавелли - [46]

Макиавелли указал на лужи крови, обагрившие землю:

— Вот доказательство того, что щит веры беспомощен перед копьем убийц.

— Зачем продолжать битву? Посмотри, каков итог всех усилий: одному человеку удалось поколебать веру нескольких тысяч верных чад Церкви. К счастью, дождь вот-вот смоет следы его преступления. Завтра от них ничего не останется, и мы сможем продолжить борьбу, если будет угодно Господу.

На его лице лежала печать глубокой усталости. Молодой человек уже видел у доминиканца это выражение упадка духа, когда был невольным свидетелем его разговора с Малатестой. Ему хотелось спросить, что того связывает с наемником, но он не осмелился.

— Ты веришь в дьявола, сын мой?

— Не совсем, — после короткого замешательства ответил Макиавелли. — Я скорее думаю, что человек его выдумал, чтобы оправдать несовершенство мира.

Савонарола понимающе улыбнулся.

— Конечно, как же ученик Фичино может верить в какое-то высшее существо? Рано или поздно этот старый еретик закончит жизнь на костре! В твои годы я тоже думал, что найду в книгах ответы на свои вопросы. Однако ничего нет лучше жизненного опыта. Добро, зло, страдания, вера, смерть… Несомненно, сегодня ты познал больше, чем за все годы учения.

Макиавелли только кивнул в знак согласия. Он не мог отвести взгляд от неправильных черт монаха. Внезапно он понял причину странной притягательной силы, которую испытывали все, кто с ним сталкивался.

Кем бы ни был человек, к которому он обращался, доминиканец держался с ним, как с равным. Он был полностью открыт для других, не скрывая ни своих сомнений, ни возникающих у него вопросов. Он вовсе не старался спрятаться за догматами веры. Поэтому Римская церковь его так ненавидела.

Макиавелли ощутил внезапное спокойствие, словно слова монаха разом сняли тяжесть с его души. Тут же его охватила безмерная усталость, и он оперся о ближайшую стену, чтобы не упасть.

Савонарола дал ему перевести дух и снова начал задавать вопросы:

— Знаешь, почему я вступил в орден доминиканцев?

— Нет, отец мой.

— Veritas. Истина. Это девиз моего ордена. Я думал, что мое вступление в орден поможет мне понять тонкое и хитроумное устройство мира, но не ожидал, что прозрение окажется таким мучительным. Блаженны нищие духом!

Теперь над ними моросил мелкий дождь. Но ни один из них не попытался от него укрыться. Несомненно, они надеялись, что вода очистит их, как она очищала землю от следов крови, оставленных убийцей.

— Ты мне так и не сказал, почему тот человек во что бы то ни стало хотел тебя убить?

— Это не простая история. Я всерьез опасаюсь, что мой рассказ развеет остатки ваших иллюзий о человеке.

— А ты все-таки расскажи. Мне кажется, у меня обширный опыт в том, что касается человеческой низости.

Макиавелли вдруг почувствовал жгучее желание облегчить душу. Так близко столкнувшись со смертью, он осознал, что ему придется идти на риск. Если он будет бездействовать, убийца его найдет и на этот раз уже не промахнется. Только одно мешало ему полностью довериться монаху.

— В тот вечер, когда был убит ростовщик Корсоли, я видел, как вы говорили с ним на площади Синьории. О чем вы говорили?

Лицо Савонаролы смертельно побледнело. Монах, казалось, был искренне озадачен вопросом юноши.

— Ты, должно быть, ошибся, сын мой. Валори проводил меня в Сан-Марко сразу после окончания Совета.

Теперь настала очередь Макиавелли прийти в замешательство:

— Корсоли разговаривал с монахом. Я не мог разглядеть его лица, но он был одет в такую же сутану, как ваша. Я и подумал, что это вы.

— И из этого ты, конечно, заключил, что это я велел его убить… Не слишком ли ты поторопился? Я всю ночь провел в молитвах. Тебе это подтвердят более сорока свидетелей.

— Но если это были не вы, то кто же?

— Не знаю. Во всяком случае, не монах из Сан-Марко… Никто не покидал ночное бдение. Кто-то хотел, чтобы его приняли за меня.

— Но с какой целью?

— Чтобы меня подозревали в убийстве Корсоли конечно! Как видно, их план удался, потому что есть по меньшей мере один свидетель, который может поклясться, что видел, как мы спорили всего за несколько минут до убийства.

Он говорил уверенно, и Макиавелли знал, что он не лжет. Мгновенно он принял решение:

— Вы действительно хотите знать, почему карлик охотится за мной?

Доминиканец утвердительно кивнул.

— Хорошо, следуйте за мной, но без ваших стражей. Я совсем не хочу, чтобы весь город знал, куда мы направляемся.

Савонарола подошел к монахам, которые наблюдали за улицей, и тихо сказал им несколько слов. Когда он знаком велел им удалиться, четверо служителей Господа скрепя сердце повиновались.

— Мы от них избавились.

— Прекрасно.

Ни слова не говоря, Макиавелли пошел вперед, показывая дорогу Савонароле. Через десять минут они пришли к дому Марсилио Фичино. Доминиканец узнал место и, казалось, не слишком удивился.

Им открыла Аннализа. Она на мгновение замерла, но быстро пришла в себя и повела их в библиотеку, где философ был погружен в чтение трудов Сенеки.

Удивившись не меньше племянницы, старик принял монаха так, как будто его присутствие здесь было совершенно естественным.

— Ваш приход — честь для нас, отец мой.