Слезы Авраама - [39]

Барт смеялся и шутил, будто впервые за долгое время, наконец, расслабился. Он всё чаще флиртовал с женой, намного чаще, чем с Джинни или с Сюзанной и это не осталось незамеченным. Несколько раз Сюзанна чувствовала себя неловко, когда Барт говорил разные вещи, что называется, на грани, глядя на всех с совершенно невинным взглядом. Иногда это касалось Джинни, иногда Сюзанны. Джинни, казалось, ничего не замечала, хотя, возможно, она попросту обо всём забывала. Сюзанне это не нравилось. Она расценивала это, как предательство.

— Вставляешь шомпол в отверстие, — сказал он как-то раз Джинни, когда объяснял, как пользоваться креплениями на корме. — Будь осторожна, с шомполом, он очень хрупкий, особенно на конце.

— Фу, — сказала стоявшая на носу Сюзанна.

— Слышь, она раньше никогда видела такого здоровенного шомпола! Это тебе не мелюзга всякая, а серьезная вещь.

Сюзанна, тянувшая якорь, одарила Барта язвительным взглядом. Он же, при этом, совершенно равнодушно смотрел на неё. Типа, «а что такого?» Но Сюзанна понимала, что в глубине души, он прекрасно понимал, в чём дело.

Они друзья и всегда ими будут. Но так было не всегда.

Поэтому, этим вечером, она была искренне рада, что Барт флиртует только с собственной женой.

Ночью, в самые тёмные часы, Сюзанна снова дежурила, сидя с дробовиком наготове, пока остальные спали. Впрочем, Барт и Мэри не спали, её тонкие вскрики доносились из запертой комнаты.

Сюзанна о многом сожалела в своей жизни. И во главе этого списка был Барт. Она была молода и сама себе казалась неуязвимой. Так она объясняла своё поведение. Во всём был виноват ром.

— Знаешь, — сказал как-то Барт много лет назад. Мэри и Генри напились и валялись в номере отеля в Исламорада. Сюзанне не доставало рома, веселья, рэгги и прочих глупостей, поэтому она решила продолжить. — После того, как вы двое закончите, мы с тобой должны будем… ну, понимаешь. Хоть разок. Будет очень круто.

— Серьезно? Ты так думаешь?

— Не думаю, а знаю. Как и ты.

— Мне казалось, он твой лучший друг.

— Так и есть. Он бы поступил так же. Ну, после.

— После чего?

— После того, как разобьет тебе сердце. Или ты разобьешь ему. Кто-то кому-то точно разобьет. Ты у него такая не первая, я знаю, о чем говорю.

— Так, о чем ты? — ей казалось, она неверно поняла его. Она не помнила точно, но ей казалось, что так и было. Она была спокойна. — Я у него не первая, а он у меня первый?

— Я знаю, это не первый твой отпуск, Сьюзи-Кью. Ты из тех женщин, которые не созданы для всяких сельских парней.

Ансамбль в баре играл «Is This Love» Боба Марли, ей было двадцать, она была пьяна свободой и молодостью. Когда он пригласил её потанцевать, она согласилась. Когда выступление закончилось, а ночь ещё нет, он пригласил её поплавать, она снова согласилась.

«Было время весенних каникул. Я была глупой тогда, может быть, Генри простил бы меня, простил бы Барта, но именно тогда между нами встала ложь. Тогда всё перевернулось вверх тормашками, я влюбилась до безумия, и если бы сказала Генри хоть что-нибудь, он бы потерял друга, а я бы лишилась его. Вот, в чем дело. Я любила Генри и не хотела его терять. Я не хотела его ранить, любила его и сейчас люблю и знаю, что он не умер».

Мэри издала протяжный стон, который разнесся по всему дому, оповещая всех о том, что она испытала оргазм. «Твой мужчина мертв, а мой-то жив, сука!» — как бы говорила она. Мэри перестала стонать. Где-то вдалеке послышались выстрелы, Сюзанна заставила себя улыбнуться.

— Ставлю этой паре 9,5, - сказала Сюзанна достаточно громко, чтобы её услышали остальные, но и, вместе с тем, будто ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ставлю «десятку», — отозвался с дивана Бобби Рей. — А теперь, заткнитесь все, я хочу спать.

Мэри хихикнула. Будто студентка, приехавшая потусоваться в Ки-Уэст.

— Жаль, ты не знаешь, что такое «десятка».

— Теперь мы, наконец-то, все сможем отдохнуть, — сказала Сюзанна, чувствуя в своем голосе напряжение и негодование. Ей это не понравилось.

Сюзанна ещё два часа расхаживала по дому, шлепая по полу босыми ногами и прислушиваясь к звукам в ночи. Она пыталась собрать мысли воедино, но воспоминания о прошлом и происходящее сейчас не давали сосредоточиться. Дробовик в её руках был холодным и тяжелым, он придавал уверенности. Босыми ступнями она ощущала прохладу, исходившую от пола, чувствовал каждую ложбинку, каждую трещинку. В своё время, она настаивала, чтобы полы были именно такими — пористыми, неровными. Но Генри до этого не было никакого дела. Из-за неработающего кондиционера и вентиляции ветер с моря приносил запах дыма, мусора, разрушения и смерти. В ночи раздавались выстрелы и Бобби, словно, медведь в спячке, ворочался и сопел на диване.

Неожиданностей больше не было. Неправильность всего происходящего стала обыденностью и, несмотря на то, что разум этого не признавал, душа и тело уже давно с этим смирились. Лодки больше не ходили по каналу. Когда-то Сюзанна считала звук работающих моторов чем-то таким же неизбежным, как шум дождя, уподобившись людям, живущим неподалеку от железных дорог или аэропортов. Без этого шума наступала какая-то тревога, которую не мог побороть даже смех.