Слезы Африки - [13]

Сестра его, Карла, чьи светлые волосы, густые, словно грива, время от времени касались его коленей, вздрагивала каждый раз, как какой-нибудь сук, покрытый тем мхом, похожим на саван, нависал над самой водой и угрожающе тянулся к ней, и он вспоминал, как темными ночами, испугавшись порыва ветра или воя шакала вдалеке, она пробиралась к нему в кровать и пряталась у него под одеяло от страха, и Бруно осознал, какой ужас испытывала она теперь, и скольких сил стоило ей не начать кричать, зовя свою мать.

Он погладил ее волосы, она обернулась и с благодарностью посмотрела на него.

В некоторой степени Бруно Грисси ощущал себя более отцом по отношению к своей младшей сестре, чем братом, поскольку хоть и был он еще мальчишкой, но за то время, пока настоящий отец семейства проводил на кофейных плантациях, валяясь в каком-нибудь сарае мертвецки пьяный, приходилось брать на себя не простую роль главы семейства.

Мать его, сколько он помнил, была женщиной потерянной и не имела ни сил, ни возможности повлиять на чрезмерную склонность своего мужа к алкоголю, а когда старый, разваливающийся деревянный дом, служивший им жильем, в очередной раз готов был рухнуть на их головы, основным ее аргументом в споре с мужем были только дети.

По жизни она всегда демонстрировала, что лучше разбирается в делах плотницких, чем в любовных, и лучше клала кирпичи, чем готовила, а потому Бруно часто вспоминал с каким удивлением глядел на свою мать его брат Марио, когда в канун какого-то Рождества Паола Грисси решила скинуть свой старый рабочий комбинезон и блеснуть первый раз за много лет белой блузкой и плисовой юбкой.

– Черт побери! – восхищенно воскликнул мальчишка. – Ты похожа на сеньориту Маргарет.

– Но сеньорита Маргарет старше меня лет на пятнадцать, – последовал горький ответ. – Наверное, будет лучше, если я опять надену комбинезон.

Такой всегда помнил Бруно свою мать: состарившаяся раньше срока, с мозолистыми руками и душой, уставшая жить, вечно чем-то недовольная, без интереса смотрящая на все, хоть и не жила вовсе.

Он взглянул на Марио, тот дремал, опустив голову на кромку борта лодки, и осознал что, как и Карла, тот переложил на него ответственность за спасение их жизней, быть может все потому же, что в глубине души оба они всегда больше надеялись на Бруно, чем на собственного отца.

Темнело.

В стремительно наступавших эфиопских сумерках сгущавшиеся тени решительно вытесняли свет и без оглядки занимали его место, а потому пришлось срочно найти поляну среди деревьев, где можно было бы разбить нечто, отдаленно напоминающее лагерь.

Валявшиеся вокруг сучья и ветви, все были мокрыми, а сил расколоть какой-нибудь ствол, чтобы добраться до сердцевины, которая хорошо бы горела, не осталось, и пришлось сжечь одно из сидений из лодки, а вокруг огня, для просушки, разложили зеленые ветви.

Спустя некоторое время они уже трещали в огне, распространяя вокруг густой и едкий дым, от которого разбирал кашель, но для сгрудившихся вокруг детей любой дым был предпочтительней сгустившимся сумеркам в глубине того дьявольского леса.

Сеньорита Маргарет распределила дежурство в соответствии с возрастом: Ахим Биклия дежурил первым, Бруно Грисси вторым, а Менелик Калеб выпала очередь дежурить в самое сложное и опасное время, ближе к рассвету, в час, когда хищные звери джунглей имеют привычку выходить на охоту.

Подоили коз, сеньорита Абиба замочила просо, и приготовила несколько мисок каши, после чего не пришлось долго ждать, когда самые маленькие почти что рухнули на землю от накопившейся за день усталости и заснули – пусть хоть на несколько часов в своих снах вернутся к ощущению покоя и надежности домашних очагов, чтобы проснувшись очутиться в этой реальности, которая хуже самого страшного кошмара.

Где-то вдалеке послышался рычание леопарда.

А может быть, это и не был леопард, а всего лишь старый самец павиан, которого изгнали из какой-нибудь семьи, что во множестве спускались в долины в сезон дождей в горах, но несчастным женщинам и трясущимся от страха детям это показалось таким ужасным рычанием, которого они никогда не слышали в своей жизни, а Ахим Биклия, кто на тот момент держал в руках старое ружье, готов уже был нажать на курок.

А потом все стихло, погрузилось в тишину, потому что даже малыши старались плакать молча.

К середине следующего утра течение в реке начало ускоряться, а берега сближаться.

Вместо гигантского вереска и можжевельника по обоим берегам поднялись темные скалы угрожающего вида, а когда одна такая скала возникла посередине реки, а вокруг нее закрутились опасные водовороты, сеньорита Маргарет поняла, что нужно быть предельно осторожным, поскольку некоторые из малышей не умели хорошо плавать.

– Отец рассказывал мне, что ниже по течению есть большой водопад, – заметил Ахим Биклия. – Возможно мы уже близко.

– А что там дальше?

– Не знаю. Про это никогда не рассказывал.

Час спустя течение реки настолько возросло, что стало практически невозможно управлять лодками, и когда, наконец, перед ними возникла линия горизонта, за которой река исчезала, как по волшебству, до них долетел приглушенный шум воды, падающей с большой высоты.