Слепые жернова - [48]

В ту субботу Дэвид сказал: «Не надо покупать так помногу за один раз. Давай ограничиваться тем, что нам необходимо на выходной, остальное ты будешь докупать в будни». Так и пошло, но вскоре выяснилось, что денег при такой системе уходит больше.

Накрыв на стол, она присела у камина. В комнате совсем стемнело. В последние три недели у нее почти не было времени присесть, что тоже пришлось кстати. Ей уже казалось, что тот безумный час, проведенный на новогоднем ветру, был плодом ее воображения; случалось, она верила в это, тем более что ни видом, ни поведением Джон не напоминал ей о своем участии в том безумии в роли инициатора. Если в его отношении к ней и произошла какая-то перемена, то состояла она в повышенной предупредительности. Со столь же подчеркнутой предупредительностью он относился сейчас к Дэну, но то была властная предупредительность, призванная пересилить подкравшуюся смерть. Джон буквально сражался со смертью, решив во что бы то ни стало вырвать Дэна из ее когтей; казалось, он берет на себя даже труд дышать вместо него, когда дыхание Дэна делается особенно затрудненным.

Только один раз она увидела прежнего Джона. Дело было вечером в гостиной, когда Мэй сказала мужу: «Почему бы тебе не пойти в медбратья? Ты буквально создан для этого. В отделении для помешанных их всегда недостает…»

Сару оторвал от воспоминаний стук в дверь. Сначала она решила, что это опять бродячие торговцы, но, еще не успев открыть дверь, вспомнила предупреждение Мэри о визите отца и замерла на полпути. Что, если это опять он?

Подойдя к двери, она нарочито медленно открыла ее с постным, почти мрачным выражением лица. Ей не пришлось менять это выражение, потому что визитером оказался отец О'Малли.

– Здравствуйте, Сара.

– Здравствуйте, святой отец.

Они внимательно смотрели друг на друга.

– Вы не собираетесь пригласить меня войти? – Это был не столько юмор, сколько приказ.

Вместо ответа Сара посторонилась, пропуская священника в дом. Потом она долго возилась с замком. Проходя мимо визитера, буркнула:

– Прошу вас, святой отец. Я зажгу свет.

Разгоревшись в розовом стеклянном плафоне, свет газового рожка смягчил выражение лиц обоих. Священник огляделся, задержав взгляд на дубовых стульях с низкими спинками и витых ножках стола. Потом он медленно развернул один из стульев и уселся, не дожидаясь приглашения.

– У вас очень мило.

– Благодарю, святой отец.

Сара по-прежнему стояла. Священнику пришлось сказать ей:

– Присядьте, присядьте! Так нам будет удобнее беседовать.

Он полностью владел ситуацией… и ею. Можно было подумать, что гость – она, а не он. Он скривился – у него это заменяло улыбку, однако ее волнение только усилилось.

Священник побарабанил пальцами по краю стола, свел брови и, выдержав длительную паузу, начал:

– Вы будете меня уверять, что совершенно счастливы?

Не в силах шевельнуться, но ощущая дрожь в подбородке, она ответила:

– Да, святой отец, именно так.

– Вы еще очень молоды, жизнь ваша еще не началась. Если вы сейчас почувствуете себя несчастной, это будет катастрофой. – Он помолчал. – Обретение совести происходит медленно.

– Моя совесть ничем не отягощена, святой отец. – Ее голос дрожал, волнение бросалось в глаза.

– Это как посмотреть. Только время покажет, кто из нас прав. Пути Господни неисповедимы. Иногда Он учит нас невзгодами. – Священник посмотрел на огонь, словно там развертывались события будущего. – Порой длань Его не ощущается до последнего часа. Не нам гадать, каков будет Его приговор. Однако наш долг состоит в том… – Его голос зазвучал зловеще, глаза сверлили Сару. – Чтобы постараться не обратить на себя Его гнев и не усугублять своих прегрешений.

Сара судорожно глотнула, вернее, попыталась это сделать, потому что ей уже казалось, что она задыхается. Сейчас ей, как когда-то в детстве, чудилось, что Господь – некий человек, проживающий в Ньюкасле, важный и могущественный. В его силах распоряжаться ею и устами священника обречь ее на геенну огненную. В качестве последней ей представлялась доменная печь, озарявшая все небо над Джарроу, когда из нее выбрасывались шлаки. То был сущий ад – всепожирающий огонь, бушующий в Джарроу и управляемый из Ньюкасла… Этим исчерпывались границы ведомого ей мира. Только в двенадцатилетнем возрасте она сообразила, что ад не имеет прямой связи ни с Ньюкаслом, ни со зловещей домной. Однако это прозрение не лишило ее веры в ад; она по-прежнему верила, что Господь отправляет грешников прямиком в пекло. Она не сомневалась, что людям придется расплачиваться за свои грехи. В то же время она сознавала, что не желает в это верить, причем это нежелание укрепилось в ее душе еще до встречи с Дэвидом. Ее бунт зрел давно, но то не был бунт против религии – она отказывалась принимать отца О'Малли, его концепцию Бога. Против его мстительной власти она восставала всем своим неокрепшим умом.

– Почему вы перестали ходить к мессе?

– Я не перестала, святой отец.

Священник прищурился.

– Ни я, ни отец Бейли вас не видели.

– Я хожу в Джарроу, к первой утренней службе.

– Почему туда? Всю жизнь вы посещали мою церковь, почему теперь ходите туда?