Слепой. Танковая атака - [9]

Различимый в ярком лунном свете до мельчайших деталей призрак далекого и отнюдь не счастливого прошлого принял правее, чтобы избежать столкновения с припаркованным на левой обочине грузовиком. Его правая гусеница, кроша помнящий первого президента независимой России бордюр, забралась на тротуар и пошла с тупым механическим упорством перемалывать асфальт в опасной близости от стены библиотеки. Лялькин отчетливо расслышал глухой металлический лязг, когда блестящие траки соприкоснулись со стальным боком вкопанного в землю баллона. Сорок тонн высококачественной крупповской стали играючи, как вареную макаронину, переломили и расплющили рассчитанный на высокое давление баллон; послышался душераздирающий скрежет растираемого по бугристому асфальту металла, и выплюнутый вращающейся гусеницей железный блин с чугунным звоном запрыгал по проезжей части.

Доказав таким образом свою материальность и лишь каким-то чудом не задев вновь ставший беззащитным угол библиотеки, бронированный призрак продолжил движение – не направо, как предписывал установленный на перекрестке дорожный знак, и не налево, куда поворачивать было запрещено, а строго по прямой. Ограждавшую сквер легкую железную решетку он смял, как пылкий любовник сминает в кулаке кружево на подоле дамской комбинации; в мокром треске ломающейся древесины и громком шорохе ветвей одна за другой упали четыре липы, гусеницы заскрежетали по дорожке, вдавливая в землю, поднимая на дыбы и выворачивая вон цветные цементные брусья мостовой. Увязая в рыхлом черноземе, танк вполз на расположенную точно по центру площади клумбу с анютиными глазками, посреди которой некогда высился памятник вождю мирового пролетариата, и остановился, рокоча работающим на холостых оборотах двигателем, осыпаемый шелестящим дождем сбитой с поваленных деревьев листвы. В лунном свете зеленые листья казались черными, а те, что успели пожелтеть, напоминали яркие серебряные монетки. Они скользили по размалеванной камуфляжными разводами и пятнами броне и пугливо порхали в струях горячего воздуха над бронированными жалюзи моторного отсека.

Не придумав ничего лучшего, Александр Иванович старательно, изо всех сил ущипнул себя за тощий зад. И даже взвизгнул от боли, но это ни капельки не помогло: танк никуда не делся. И добро бы перед глазами маячил просто танк, какой-нибудь T-72, Т-66 или любой другой из многочисленных послевоенных «Т»! Но нет, дудки; это был T-VI, овеянный грозными легендами «тигр» во всей своей красе – угловатый, приземистый, пятнистый, свирепо скалящий стальные клыки буксирных крючьев, хрипло рычащий, заволакивающий сквер сизым дымом выхлопа.

Разумеется, если помешавшемуся на почве компьютерной игры «Танки» провинциальному педагогу и латентному педофилу Лялькину должно было явиться бредовое видение, то оно могло быть только таким. Странно было только, что это «тигр», а не его любимая «пантера», да и баллон…

Двигатель «тигра» зарычал громче, извергая из выхлопных труб клубы сизого дыма, послышался хорошо знакомый Александру Ивановичу лязгающий рокот шестерен, и приплюснутая угловатая башня начала плавно поворачиваться налево. Лялькин разглядел на пятнистой броне бортовой номер 107 и криптограмму, свидетельствовавшую, если его не подводили глаза и память, о принадлежности машины к дивизии СС «Тоттенкопф» – «Мертвая голова».

Глаза и память, подумал он, едва сдержав истерический смешок. Какая память, чудак! Ты закончишь свои дни в психушке, а тамошним пациентам память ни к чему. Или ты сейчас проснешься, или курс медикаментозного лечения, после которого человек превращается в овощ, тебе гарантирован. Ну, давай же, просыпайся, кретин!

Башня «тигра» продолжала медленно, как в страшном сне, поворачиваться налево. Неожиданно сообразив, что сейчас будет, Лялькин мгновенно позабыл и о психушке, и об Аннушке, и вообще обо всем на свете, кроме разворачивающегося у него на глазах, жуткого в своей невероятности зрелища. Черт с ней, с психушкой; если это бредовый глюк, он стоит того, чтобы его досмотрели до конца.

«Тигр» стоял на клумбе посреди центральной (и единственной) аллеи сквера. Справа от него, как взятая в полукруглую раму из липовых крон картина, виднелось подсвеченное яркими галогенными фонарями здание администрации с безжизненно свисающим с укрепленного над фронтоном флагштока трехцветным полотнищем. Слева, в точно такой же раме, грозила ночному небу воинственно задранным кверху дулом стоящая на облицованном гранитом постаменте, выкрашенная в оскорбительный бирюзовый цвет «тридцатьчетверка». Башня T-VI остановилась, развернувшись под прямым углом к корпусу, увенчанный тяжелым набалдашником дульного тормоза длинный ствол шевельнулся, нащупывая цель, и замер.

«Глюк» по-немецки – «счастье», успел подумать Лялькин за мгновение до того, как «тигр» выстрелил. Его орудие с оглушительным грохотом выбросило длинный сноп рыжего пламени, сорокатонная махина подпрыгнула на месте, окутавшись клубами дыма и пыли. Два громовых раската почти слились в один, в конце аллеи вспухло дымное облако, из которого, рассыпаясь искрами, во все стороны разлетались раскаленные обломки, и оглушенный, окончательно утративший связь с реальностью поэт Ярослав Морев увидел, как сорванная прямым попаданием башня «тридцатьчетверки» в вихре стеклянных брызг, сшибая глупо улыбающиеся, убого одетые манекены, влетает в витрину универмага. Сбитый с полуразрушенного взрывом постамента обезглавленный танк с тяжелым гулом, скрежетом и лязгом боком рухнул на мостовую, немного покачался из стороны в сторону и устало опрокинулся, задрав к равнодушному небу гусеницы, которые сверху были выкрашены черной масляной краской, а снизу, куда не достала кисть маляра, оказались основательно заржавевшими.