Слепой. Танковая атака - [53]

– Закрой хлебало и слушай, что тебе говорят! – почти визжал истеричный женский голос. – Как хочу, так и разговариваю! А как еще с тобой, мудаком, разговаривать? Что?.. Что-что?.. Генерал? Ах, генерал! Говно ты собачье, а не генерал! Я тебя вы…у, высушу и выброшу, будешь за Полярным кругом медведям портянки и хозяйственное мыло выдавать, генерал! И ничего от этого не изменится, понял? Даже звездочек у тебя на погонах не убавится – был генерал-лейтенант, а станешь прапорщик, только и всего. А то развелось вас, как на бродячей собаке блох – в кого ни плюнь, каждый, мать его за ногу, генерал! Слушай меня внимательно и запоминай: если завтра к десяти утра все бумаги не будут лежать у меня на столе, я тебя говно жрать заставлю!

Сергей Аркадьевич болезненно поморщился, неуверенно поиграл пультом, но увеличивать громкость не стал: телевизор и так орал, как на стадионе, и дальнейшие попытки заставить его перекричать мадам Кулешову могли привести к повреждению барабанных перепонок. Отложив пульт, он одним плавным движением поднял из кресла свое слегка погрузневшее, но еще не забывшее полученной в молодости спортивной подготовки тело и, шлепая задниками домашних тапочек, вышел из кабинета в холл.

Как он и предполагал, дверь в гардеробную жены была открыта. Армейский китель с полковничьими звездами на погонах висел на спинке стула. Поверх него были небрежно брошены защитного цвета рубашка и такой же, но на два тона темнее, завязанный кокетливым бантом дамский форменный галстук на резинке. Исходящий из открытой двери густой запах дорогих французских духов пребывал в разительном несоответствии с этими атрибутами суровой армейской жизни, как и остроносые, на высоченных шпильках туфли, что валялись на полу рядом со стулом.

Мадам Кулешова, одетая в облегающую форменную юбку защитного цвета и черный кружевной бюстгальтер, раздраженно тыкала кончиком непомерно длинного, разрисованного декоративными завитками и украшенного мелкими стразами искусственного ногтя в сенсорный экран телефона. Сто раз перекрашенные платиновые локоны растрепались в запале склоки, накачанные модным ботексом губы были недовольно оттопырены (как, впрочем, и всегда, поскольку ввиду явно избыточного количества введенного под кожу геля придать им какое-то другое положение было бы весьма затруднительно). Грудь гневно вздымалась, так что увеличенные силиконовыми имплантатами молочные железы едва не выпрыгивали из своих тесных кружевных гнездышек. Бедра у Марины Игоревны были узкие, зад плоский, а ноги худые и жилистые, с острыми, выпирающими коленными чашечками. Несмотря на это, она упорно носила мини, наивно полагая, что непомерное самомнение и надменное выражение лица с лихвой компенсируют любые физические недостатки. Нетерпеливо переступая босыми, в колготках с кокетливым швом ступнями, она закончила набирать номер и порывистым движением поднесла телефон к уху.

Один скандал завершился, на очереди был другой. Сергей Аркадьевич, как обычно, представил себе, что делает и как выглядит в данный момент недавний собеседник жены. Однажды ему довелось увидеть это своими глазами: закончив разговор с Мариной Игоревной, убеленный ранними сединами боевой генерал ВДВ со звездой Героя России на груди швырнул телефон в стену, упал на диван и разрыдался, закрыв руками лицо. С тех пор эта картина вставала у Сергея Аркадьевича перед глазами всякий раз, когда жена обсуждала по телефону служебные вопросы.

Сердито хмуря татуированные брови в ожидании ответа, Марина Игоревна смотрела в одну точку, расположенную где-то на стене левее и ниже своего писаного маслом портрета кисти Никоса Сафронова. Подкравшись ближе, Кулешов взялся рукой за край дверного полотна, намереваясь прикрыть дверь и хотя бы частично приглушить громовые раскаты грядущей телефонной свары. Но остаться незамеченным не удалось: проклятая карманная собачонка жены, о которой Сергей Аркадьевич постоянно забывал ввиду ее микроскопических размеров, была на страже и встретила его появление взрывом истеричного тявканья.

Не поворачивая головы, Марина Игоревна подняла взгляд и посмотрела на мужа. Да нет, не подняла, а вскинула; у Кулешова, как всегда в подобных случаях, возникло ощущение, что он неосторожно приблизился со спины к матерому спецназовцу, охраняющему сверхсекретный военный объект и имеющему приказ без предупреждения открывать по посторонним прицельный огонь. Точно так же смотрело бы дуло резко вскинутого автомата, и Сергею Аркадьевичу пришлось сделать над собой усилие, чтобы подавить инстинктивный позыв испуганно отшатнуться и поднять руки: не стреляйте, сдаюсь!

Вместо этого он придал лицу независимое выражение и, не говоря ни слова, без стука, но плотно закрыл дверь. Посланный Мариной Игоревной в сужающуюся щель между дверным полотном и косяком взгляд был уже не просто недовольным, а многообещающим, и, услышав клацанье дверной защелки, Кулешов прошептал короткое непечатное словечко.

За дверью снова зазвучал, по спирали взмывая ввысь, давно ставший ненавистным голос жены – вернее сказать, делового партнера, с которым приходилось жить под одной крышей, ибо таковы были условия заключенной сделки. Разумеется, со стороны все у них выглядело, как у всех: ухаживания с цветами, ресторанами и дорогими подарками, поднесенное в романтическое обстановке колечко с крупным бриллиантом, пышная свадьба с приглашенными звездами эстрады, криками «Горько!», поцелуями и всем прочим… Было свадебное путешествие на далекие, еще не затоптанные гогочущими и хрюкающими стадами соотечественников тропические острова и даже, как ни странно теперь об этом вспоминать, регулярный, не лишенный некоторой приятности секс. В общем, как пелось в хорошей старой песне: «Все было, было, было… Было и прошло».