Слепой стреляет без промаха - [22]

– Хорошо, я понял.

Банкир клал трубку, а Соловьев тяжело вздыхал и вновь расхаживал по кабинету.

Наконец, далеко от дома Соловьева, Глеб взял телефон и позвонил другу.

Тот сразу же обрадовался.

– Послушай, – сказал Соловьев, – произошли события, которые требуют скорейших действий.

– Я слушаю, – спокойным голосом ответил Глеб. – Говори, что произошло.

– Они взорвали «мерседес» Бортеневского. Хорошо, что в нем никого не оказалось.

– Да, действительно хорошо, – согласился Глеб Сиверов.

Через четверть часа полковник Соловьев был в курсе. Он знал, что бандиты не остановились на взрыве «мерседеса», а пошли намного дальше. Ему было не по себе. Ведь деньги, которые ему лично уплатил банкир Бортеневский, были немалыми, а защитить банкира он не смог.

Глеб Сиверов сидел в кресле и дремал. Вернее, казалось, что он дремлет. На самом деле Глеб спал, спал без сновидений, глубоко, дышал ровно. Но, тем не менее, он слышал, как скрежеща стучит кусок железа на крыше, слышал, как поскрипывает форточка.

Раздался звонок.

Глеб стряхнул сон, потянулся к телефону и, взяв трубку, вздохнул.

– Послушай, это я, – раздался взволнованный голос Сергея Соловьева.

– Да, я слушаю, – ответил Глеб – Они украли ребенка Бортеневского.

– Когда это произошло?

– Скорее всего, ночью. Они взяли девочку заложницей. И теперь у Бортеневского нет выхода, он должен соглашаться на их условия, а иначе…

– Понятно, – сказал Глеб. – Ты знаешь, откуда они звонили?

– Звонили из Питера, по межгороду, – сообщил полковник Соловьев.

– Понятно. Что ты предлагаешь?

– Не знаю, – задумчиво произнес Соловьев.

– А может, мне сейчас же заняться делом и убрать Мартынова с Богаевским?

– Я думаю, что без подготовки сделать это будет очень непросто, – сказал Соловьев.

– А другой выход есть? – чуть взволнованно осведомился Глеб.

– Не знаю, не знаю. Вот поэтому я тебе и позвонил.

– Может, встретимся и подумаем? – сказал Глеб. Соловьев тут же согласился.

– Только знаешь что, давай ты заезжай за мной. Встретимся на перекрестке, где и всегда.

– Хорошо, – сказал Глеб.

Закрыв замки, Глеб сбежал вниз. Он сел в машину, запустил двигатель, но несколько минут сидел, слушая рокот мотора. Оглядевшись по сторонам, медленно покинул двор и выехал на центральную улицу. Здесь он вдавил педаль газа и, набирая скорость, помчался в сторону Патриарших прудов.

Соловьев уже стоял на перекрестке. Глеб притормозил, полковник влез в машину и пожал Глебу руку.

– Ну и что ты предлагаешь? – сразу же спросил Глеб.

– Не знаю. Но я сказал Бортеневскому, чтобы он больше не тянул, а сказал, что согласен на все условия. Самое главное, чтобы оставили в покое ребенка. До заседания сонета банка еще есть время, и мы кое-что можем успеть.

– По-моему, для начала надо освободить девочку, – сказал Глеб.

– Да, – согласился Соловьев. – Но ведь она в Ленинграде, и мы не знаем даже адреса, где ее прячут.

– Это точно, – согласился Глеб. – Но мне кажется, ты знаешь людей, которые помогут нам найти девочку.

– Я знаю двоих. И если их хорошенько прижать, то, возможно, они проговорятся.

– Говори адреса, – не сбавляя скорости, предложил Глеб.

Соловьев назвал два адреса и две фамилии.

– Но ведь это в Питере.

– Сейчас мы поедем на военный аэродром. Самолет на Питер вылетает через сорок минут.

Глеб посмотрел на свои часы.

– Ты хочешь, чтобы я полетел прямо сейчас?

– Да.

– Ты договорился с летчиками?

– Этот вопрос я решу на месте, – сказал Соловьев и вытряхнул из пачки сигарету.

– Не кури, пожалуйста, в машине, Сергей.

– Ладно, не буду, – смяв сигарету, Соловьев швырнул се в открытое окошко.

Рассвет Глеб Сиверов встретил в военном самолете, который летел на высоте девять тысяч метров. Глеб сидел, откинувшись на спинку кресла, и внимательно смотрел в иллюминатор. Под самолетом плыли бело-розовые облака, окрашенные первыми лучами восходящего солнца. Это зрелище было так знакомо Глебу, что у него даже мурашки прошли по спине, а по позвоночнику побежала тонкая струйка холодного пота.

"Да, да… Эти белые ватные облака, за которыми не видно земли… Сколько же раз мне приходилось прыгать с парашютом, потом пробираться по горам, через жуткие пески и все время опасаться, что прогремит выстрел, его эхо раскатится по ущелью и пуля вопьется в спину! Да, сколько же друзей я потерял после вот таких прыжков! Многие разбивались, а многие гибли потом, в узких ущельях.

Многих даже приходилось бросать так, ведь не было времени даже похоронить их…" Глеб с содроганием вспоминал свое военное прошлое, те времена, когда он был командиром диверсионной группы. Он вспоминал горящие селения в Афганистане, искаженные ужасом лица своих товарищей, дымящиеся раны на их телах. Неосознанно он сунул руку под куртку и нащупал бугорок на левом плече.

"И мне досталось, – Глеб Сиверов отвел глаза от бледно-розовых облаков, тянущихся под крылом военного самолета. – Моя жизнь ужасна, она была ужасна, ужасна и сейчас. Наверное, каким-то высшим силам угодно испытать меня на прочность, и поэтому с каждым разом испытания все более ужасные и страшные.

Сколько же я потерял друзей?! Сколько раз рисковал собственной жизнью, был на волосок от смерти?! Но судьбе все время было угодно вытаскивать меня, и я оставался в живых. А вот друзья… Друзья гибли. Их догоняла пуля, находил осколок гранаты или мины. А были замечательные ребята, возможно, даже самые лучшие. Нет, наверное, все же лучшим был я, если смог остаться в живых. И теперь я должен жить за них".