Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла] - [48]

Граф и негритос разобрались с психиатром, и мы стали действовать по плану. Мы знали, что в доме останутся жильцы, не уехавшие на праздники. Решено было не связывать их по отдельности в квартирах — сторожить каждую у нас просто не хватило бы людей, — а согнать их в квартиру 4–6, где жила старуха Хатвей со своей компаньонкой. Старушки были вовсе древние, и Граф сказал, что связывать их или там заклеивать лентой просто опасно. Короче, мы договорились, что соберем их всех в квартире 4–6, хорошенько припугнем и оставим сторожить Бокса или Ската. В конце концов что они могли сделать? Телефоны не работали, да и жильцы не знали, вооружены мы ножами и пистолетами или нет. Собрав их в кучу и приставив к ним одного-единственного человека, мы могли спокойно начать потрошить этот чертов дом.

В общем, план был — одно загляденье!

56

Фрагмент пространного письма Эрнеста Генриха Манна автору (датировано 28 марта 1969 года).

Дорогой сэр!

Хочу поблагодарить Вас за интерес к моему здоровью и душевному состоянию, выраженный в Вашем недавнем послании. Рад сообщить, что, слава Богу, и то и другое в полном порядке. Пища простая, но обильная. Моцион — прогулки на свежем воздухе — удовлетворителен, а работа в библиотеке в высшей степени содержательна. Вам, может быть, интересно узнать, что в последнее время я занялся йогой — я имею в виду комплекс физических упражнений, философия меня не интересует. Но упражнения эти тем более кстати, что не требуют никаких специальных приспособлений, и я могу заниматься ими у себя в камере. Что и говорить, все это вызывает большое удивление моего сокамерника, основное занятие которого читать комиксы о новейших похождениях Космического Человека.

Благодарю Вас за книги и сигареты, которые прибыли в целости и сохранности. Вы спрашиваете насчет нужных мне печатных изданий, которые могли бы прислать, если они отсутствуют в тюремной библиотеке. У меня есть одно пожелание. Несколько месяцев назад я прочитал в «Нью-Йорк таймс», что ученым впервые удалось синтезировать фермент. Эта тема меня очень интересует, и я был бы рад, если бы Вы могли раздобыть для меня экземпляр научной работы, где описывается это открытие. Заранее Вам благодарен.

Теперь к вопросу о личности и чертах характера человека, которого я знаю как Джона Андерсона.

Прежде всего, это очень сложный человек. Как Вы, наверное, понимаете, я неоднократно имел с ним дело и до событий 31 августа — 1 сентября 1968 года. Я всегда считал его человеком высочайшей честности, надежности и отваги. Я без колебаний дал бы ему самые лестные рекомендации, если бы меня об этом попросили.

Хотя этот человек практически не получил никакого образования, он превосходно мыслил, что, согласитесь, бывает нечасто. В наших контактах — личных и деловых — он был настойчив и целеустремлен. Как нередко бывает в таких ситуациях, я его побаивался. Не потому, что он угрожал мне — этого не было и в помине. Но с ним мне было неловко и неуютно. Так чувствуют себя люди заурядные в присутствии тех, кто наделен фантастической энергией и решительностью. Добавлю только, что, общаясь с ним, я постоянно ощущал собственную неполноценность.

Убежден, что, если бы его физические и умственные силы были направлены на что-то более созидательное, он бы, как говорится, далеко пошел. Очень далеко. Разрешите привести только один пример.

После нашего второго сбора — кажется, 28 августа — я провожал его до метро. Сбор прошел отлично. Я поздравил его с тем, как все блестяще спланировано, и выразил предположение, что он, наверное, очень долго вынашивал этот план. Он улыбнулся и сказал примерно вот что: «Да, я жил этим несколько месяцев, думал об этом постоянно, даже во сне. Удивительное занятие — что-то обдумывать. Перед тобой вопрос, который не дает тебе покоя, лишает сна. Он всегда тут как тут. Чтобы не запутаться, надо смотреть в корень. Надо понять, почему для тебя это составляет проблему. Если удастся это сделать — проблема решена уже наполовину. Например, что, по-вашему, было самым сложным в нашем плане?»

Я предположил, что самое сложное — как разобраться со швейцаром, когда мы подъедем на грузовике.

«Нет, — сказал он. — Есть несколько способов вывести его из игры. Для меня самым трудным было понять, как забраться в квартиры, хозяева которых будут в доме во время нашего налета. Они явно запирают двери и на замок, и на цепочку. Кроме того, будет уже ночь, и многие — например, старушенции из квартиры 4–6 и семья из квартиры 5-а, где калека-мальчишка, — могут уже лечь спать. Я просчитал разные варианты. Можно, конечно, попробовать взломать двери. Но это опасно. Хотя телефоны будут выведены из строя, хозяева могут поднять крик и, пока мы до них доберемся, перебудят всю округу. Я мог бы попросить вас тихо поработать отмычкой, но где гарантия, что в этот момент все они будут крепко спать? А что, если они услышат шум и поднимут тревогу? В общем, это был крепкий орешек. Я пытался расколоть его целых три дня. У меня было около десятка решений. Но я их все забраковал — ни одно меня не удовлетворило. Тогда я заглянул в корень. Я задал себе вопрос: а почему эти люди запираются на замки и на цепочки? Ответ простой: потому что боятся таких, как мы. Боятся воров, грабителей, мошенников. Тогда я подумал: если они запираются из боязни, что же может заставить их открыть двери? Я вспомнил свой первый визит — я заметил тогда, что только в дверях врачебных консультаций на первом этаже имелись глазки, в жилых квартирах они отсутствовали. В самом деле, зачем глазки, когда в вестибюле круглые сутки торчит швейцар, а служебный ход на запоре?