Слепой с пистолетом [Кассеты Андерсона. Слепой с пистолетом. Друзья Эдди Койла] - [144]

— Видел я этот фургон, — добавил Диллон. — Вот это меня и поразило. Можно посадить в этот фургон двух ребят — так они тебе хоть Папу Римского добудут. Я такой движок видел за всю жизнь только раз — в «кадиллаке». Так что бежать-то некуда, поскольку куда бы ты ни побежал, этот фургон рванет прямехонько за тобой следом. А ветровое стекло… Этот фургон похож на старенький хлебный, какие раньше были, может, на молочный фургон, и на ветровом стекле — там с правой стороны есть окошечко, которое можно открыть и высунуть наружу ствол винтовки. Если ты едешь на тачке впереди этого фургона и им надо тебя подстрелить — будь спок, они тебя подстрелят. Представляешь, они, похоже, поставили там даже гироскоп. Как в самолете. Так что они от тебя не отцепятся. И вот представь: ты на Мистик-бридж, этот хренов фургон летит за тобой, правая створка ветрового стекла поднимается, и я хочу спросить — тогда что прикажешь делать? Тут тебе остается только искренне раскаяться в содеянном — вот что тебе и остается, потому что у тебя будет только выбор между их винтовкой и рекой, а это уже не играет особой роли.

— Да я к тому же и не вожу. Конечно, если бы я мог купить себе тачку, я бы не стал брать от тебя по двадцатке в неделю. Я на этом мосту бываю, только когда возвращаюсь на автобусе домой с ипподрома. Ты понимаешь, куда я клоню? Это очень серьезные ребята. Я их знаю, как свои пять. И ты это знаешь. Для чуваков, которые водят, у них есть этот фургон; для чуваков вроде меня, которые ходят пешком, у них еще что-то.

Солнце светило, небо было ясное, голуби поклевывали хлебные крошки на асфальте.

— Ты же не понимаешь, к чему я клоню, — продолжал Диллон. — Они пока хотели меня просто припугнуть — и им это удалось. Я боюсь. Я боюсь страшно и делаю только то, что другие делают, я как все — и я не хочу иметь дело с большим жюри, может, только потому, что боюсь. Пусть они утрутся. «Он нас забоялся и не стал капать». А может, и нет. А я все же соглашаюсь тебе помогать, что бы там ни было, но с меня хватит. Я хочу спокойно ходить по улицам, хочу четко видеть разницу: что опасно, а что нет. Мне тут недавно пришло письмо от парня, о котором я тебе рассказывал, и знаешь, что он пишет? Он пишет: «Мне осталось семь месяцев, а потом меня отпустят вчистую. Ни инспектора по делам о помиловании — ничего! А пока я хочу для себя решить — убить мне эту суку или нет. Сейчас я думаю — не стоит».

Ты понимаешь? Никогда нельзя быть ни в чем уверенным. Никогда не знаешь, что они сделают. Если бы я знал наверняка, мне было бы все равно. Им бы и фургон не надо было выкатывать — я бы сам себя порешил.

— О’кей, — сказал Дейв, — Скажи, разве я тебе когда-нибудь обещал, что мы тебе обеспечим спокойную жизнь? Разве я когда-нибудь говорил тебе такую туфту?

— Нет. Ты мне лапшу на уши не вешал. Никогда. Это точно.

— О’кей. Я понимаю, в какой ты сейчас ситуации. О поляке ты мне ничего не скажешь. Ничего. Ну и ладно.

— Спасибо, — сказал Диллон.

— Ни хрена, спасибо! — сказал Дейв, — Мы же старые друзья. Я еще ни разу в жизни не просил друга сделать то, чего он сделать не может, если я знал, что он этого сделать не может. Да сейчас весь город затаился из-за этого большого жюри. У нас сейчас тишь да гладь, какой еще не было.

— Да, сейчас мало что происходит, — согласился Диллон.

— Господи ты Боже мой! — воскликнул Дейв. — Да я и сам в курсе. Знаешь, меня же посадили на наркотики. Меня не было в городе недели три. И что же, я возвращаюсь — и оказывается, все тихо. За время моего отсутствия ничего не произошло. Вы, ребята, похоже, в прятки друг с другом играете. Да им бы надо созывать это большое жюри раз в три недели. Это уж точно! Тогда вы малость поостынете. Мне начхать, если этих ребят не возьмут. Уровень преступности снизился на шестьдесят процентов, так что пусть об этом беспокоятся крутые.

— Кончай свистеть, — сказал Диллон.

— Послушай, в городе все тихо. Ты можешь говорить все, что хочешь, но большое жюри взяло вас, ребята, за яйца, да так крепко, что вам скоро будет ни вздохнуть, ни охнуть. К концу недели Арти Ван сядет на углу чистить ботинки прохожим или начнет торговать газетами у метро, а может, заделается сутенером. Тебе придется оформлять пособие по безработице, парень!

— Перестань! — крикнул Диллон..

— Ну хорошо, это был дешевый треп. Извиняюсь. Но в городе и впрямь все тихо, ничего не происходит.

— Кое-что происходит.

— Ребята собрались у кого-то на хазе посмотреть порнушку? — сказал Дейв.

— Хочешь знать? — спросил Диллон, — Я сам не понимаю, что именно происходит. Меня в последнее время стали избегать. Но кое-что происходит. В бар все время названивают, спрашивают кого-то. Не знаю уж, что именно, но что-то готовится.

— Вот тебе твоя двадцатка, — сказал Дейв. — Кто названивает?

— Помнишь Эдди Кривопалого?

— Очень хорошо помню, — сказал Дейв. — Кто ему нужен?

— Джимми Скализи, — ответил Диллон.

— Да ну! И он нашел его?

— Не знаю. Я у них только на связи.

— Но тебе же называют номера, — сказал Дейв.

— Телефонные номера — подумаешь! У меня же лицензия на торговлю спиртным. Я законопослушный гражданин.