Слепой гость - [20]

— И пограничники его прозевали! — пробормотал я.

Черноков переглянулся с дядей Оруджем, и оба улыбнулись. Я не понял, почему им так весело.

— Тсс, тсс! — сказал Черноков. — Не торопись обижать наших пограничников. Они не прозевали нарушителя границы, они действовали, как всегда, осмотрительно и точно, но об этом мы тоже не будем говорить. Так или иначе, суть дела в следующем: в нашей стране зашевелились враги. Люди, которых не успел нам назвать твой дед, не бездействуют.

Черноков закурил папиросу и положил горящую спичку в пепельницу. Огонек пополз по дереву спички, а Черноков затянулся и продолжал, выпустив дым:

— Будь спокоен, мы не позволим уйти ни одному человеку. Мы выследим всех. Мы ничем не потревожим их до поры до времени и пойдем за теми, кого мы знаем. Они сами нас приведут. Куда? Может быть, на поля, в колхозы, в мастерские ремесленников, на базары, а может быть, кто знает, — в кабинеты некоторых крупных работников.

Огонек спички разгорелся. Он охватил окурок и клочки бумаги, лежавшие в пепельнице. Продолжая говорить, Черноков взял в руку графин с водой.

— Так или иначе, — сказал он, — мы ликвидируем их сразу — всех до одного.

Он плеснул водой на пепельницу, и огонь погас. Теперь в пепельнице лежали обгоревшие спички и пепел. Черноков откинулся на спинку кресла.

— Итак, — сказал он, — ты напрасно заподозрил командира Оруджа, своего дядю, а я, — он посмотрел на часы, — потерял с вами уже двадцать минут.

В это время на столе зазвонил телефон. Черноков снял трубку, и я встал, чтобы уйти и не отнимать у него больше времени.

— Да, — говорил Черноков, — да, хорошо. Пропустите.

Повесив трубку, он велел мне сесть и сказал дяде Оруджу:

— Сейчас увидишь еще одного знакомого.

Я понял, что ему звонили из комендатуры. Мы молча сидели и ждали, пока снова не раздался стук в дверь.

— Войдите, — сказал Черноков.

Дверь отворилась, и вошел Бостан. До сих пор, когда мы вспоминаем с ним то время и наши совместные похождения, Бостан утверждает, что он ничуть не смутился, застав нас с Оруджем. Я не спорю с ним, хотя точно помню выражение полной растерянности, появившееся у него на лице. Он молчал, наверное, минуту, потом с шумом выдохнул воздух и молчал еще полминуты.

— Ну, что же ты? — спросил наконец Черноков. — Садись, рассказывай, зачем пришел.

Нам всем троим очень хотелось смеяться, но мы сидели серьезные, и никто даже не улыбнулся. Постепенно Бостан снова обрел свою обычную самоуверенность. Он сел и даже закинул ногу на ногу.

— Проходил мимо, — сказал он и взял папиросу из коробки, лежавшей на столе, — дай, думаю, зайду к товарищу Чернокову, разузнаю, что и как...

Тут мы не выдержали и загрохотали все трое. Дядя Орудж смеялся, широко открыв рот и сотрясаясь всем телом. У Чернокова только плечи дрожали, а я даже взвизгивал от удовольствия. Бостан сначала смотрел на нас с удивлением, а после стал тоже смеяться, но неуверенно, видимо, опасаясь подвоха.

— Хочешь, я тебе скажу, зачем ты пришел? — спросил Черноков, когда мы немного успокоились. — Ты пришел сообщить мне о странном поведении командира Оруджа, о том, что он не задержал прохожего, напавшего на старика Джабара. Правда ведь?

— Ну, правда, — неохотно согласился Бостан.

Тогда Черноков рассказал ему все, что говорил мне. Бостан слушал, раскрыв рот, но когда Черноков кончил, сказал:

— Я так и думал, только на всякий случай решил проверить.

Черноков улыбнулся, но не стал спорить.

— Идите, мальчики, — сказал он, посмотрев на часы, — у меня сейчас много дела.

Мы встали, и он тоже встал.

— И помните, — продолжал он, — я вам сказал очень важные вещи. Может быть, предстоят большие события. Идите смотрите и слушайте. Вы можете оказать большие услуги своей стране и своему народу. Все важное, что вы узнаете, сообщайте немедленно мне.

— Хорошо, — сказал я, — мы сделаем все, что можем.

Мы пошли к двери, но Черноков еще раз остановил нас.

— Вы что-нибудь слышали о появлении Мехди? — спросил он.

Мы рассказали все, что нам было известно.

— Если услышите об этом еще что-нибудь, расскажите мне, — сказал Черноков, и мы вышли из его кабинета.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Мулла исчез. — Камень, брошенный в окошко. — Ночное совещание. — Чудеса начнутся послезавтра.

Мы расстались с Бостаном у самых дверей НКВД. Нам обоим хотелось подумать о только что слышанном. Я пошел к учителю Харасанову. Я не собирался, конечно, ему ничего рассказывать, но просто хотел поговорить с ним о чудесах и послушать, что он мне скажет. Однако Харасанова не было дома. Я решил пойти побродить и, дойдя до угла, вспомнил свою слежку за слепым корзинщиком Мамедом. Вот здесь я стоял, прижавшись к стене, и слушал его бормотанье. Здесь я потерял его из виду. А вот дом муллы и калитка, в которую убежал козел. За оградой слышался возмущенный голос Харасанова.

— Я завтра уезжаю в дом отдыха, — гремел он, — и я должен перед отъездом его повидать!

Женщина отвечала ему настойчиво, но негромко:

— Мулла болен. Посты и молитвы истощили его. Он лежит и не может никого принять.

— Хорошо! — гремел Харасанов. — Тогда скажите ему вот что: если он не зарежет своего козла, который портит жизнь всем честным людям, то я завтра же пойду в горсовет жаловаться на него (не на козла, а на муллу). Он сегодня опять боднул (козел, а не мулла) одного мальчика из второго «Б» класса и двух девочек из первого «А». Я пожалуюсь на муллу Баширову, и Баширов велит зарезать его (не муллу, а козла). Так и передайте мулле и скажите, что это сказал учитель физики Харасанов.