Слепой. Глобальный проект - [41]

Французских сыновей звали Лео и Виктор — она настояла на интернационально звучащих именах, понятных и в Европе и в Америке. Оба были смышлеными, очень крепкими. За ними ухаживала приятная пожилая женщина, эмигрантка, кажется, из русских. Иногда с ней приходил старик — то ли муж, то ли брат. За отдельную плату он занимался с мальчиками физкультурой: учил отжиматься от пола, карабкаться по шведской стенке, боксировать.

Пока дети взрослели под чужим присмотром, мама самозабвенно развлекалась. Юбки становились все короче, джинсы все уже, каблуки все выше и тоньше. Изредка в ночных клубах она встречалась с мужем, но, по обоюдному уговору, супруги даже не здоровались — это могло не понравиться их молодым кавалерам.

Удивительно, что от положительного, здорового, некурящего Шандора на свет появилось чудовище, а от развратного двуполого журналиста — отличные, совершенно нормальные мальчики. Изредка такая мысль вспыхивала в сознании Каролины, когда она целовала сыновей, отправляясь в очередной ночной вояж. Возможно, какая-то похожая мысль мелькала и у счастливого папаши, хранящего на дальних полках дамские гарнитуры. Но это никак не влияло на поведение родителей. Разве что на Рождество, Пасху, день рождения мама надевала строгое длинное платье, подбирала лентой волосы и красила губы розовым, а не красным или черным. Папа наряжался в смокинг, водил маму под руку. Гувернеров отсылали на выходные и вместе с детьми шли в церковь, парк, отправлялись на пикник. Для настоящих, загородных поездок все одевались в джинсовые комбинезоны, кепки и кроссовки, приглашали знакомых, брали с собой еду и фотоаппараты.

Очередной, сороковой день рождения мамы папа предложил отпраздновать небольшим путешествием — всего несколько километров от их дома, но очень познавательно: Севрские музеи. Каролине идея не очень понравилась, но спорить было лень. Она вообще никогда не спорила с теми, кто ее содержал, — отлично знала, что конфликты уменьшают объем финансовых поступлений.

Глава 28

Цеппелины с хреном и фасолью оказались выше всяких похвал. И повариха, и официантка, и сама Вожена сидели рядом и подкладывали, подливали, пытаясь угадать его малейшее желание. Это немножко мешало, но не особенно — забота и восхищение были искренними. Несколько минут назад, опрокинув стул и испортив сервировку трех столиков, Сиверов спас Божену от смерти.

Обдумывая, чем завершить свой заказ и одновременно прислушиваясь к телефонной болтовне Вожены, Слепой скорее почувствовал, чем услышал, что переговоры оборвались на полуслове. На раздумья не оставалось ни секунды. В два прыжка он оказался за стойкой рецепции и опрокинул девушку на пол. Ее обезумевший поклонник выстрелил в момент их совместного падения. Он был метким стрелком и далеко не таким прекраснодушным, каким представлялся невесте. Убивать себя он передумал, а скорее всего, и не собирался. Любимую девушку — тоже, ее он хотел напугать и разжалобить.

Пуля, выпущенная из надежного польского «Клока-19», счастливо миновала цель и завершила полет, застряв в деревянном дверном наличнике. В следующее мгновение Глеб свалил с ног крепкого высокого красавца. Молниеносность — только это спасло Сиверова от второй пули, застрявшей в полу. Отвергнутый жених неплохо владел приемами самбо, был жилистым и сильным, но Глеб был сильнее, поэтому очень скоро он обезоружил противника и защелкнул наручники, которые снял с ремня полицейского. У бедняги хрустели суставы и трещали связки, он пытался сбить с ног неизвестно откуда взявшегося защитника. Но Глеб уже держал в руках оружие. Он прицелился не в руку, не в ногу… Ствол был направлен точно в центр лба. Рука не дергалась, голос не дрожал. По-русски он скомандовал:

— Не двигайся, убью.

Сиверов слышал, как кто-то вызывает полицию. Вожены видно не было.

Вскоре послышался вой сирены, в холл ворвались полицейские и увели поверженного любовника. Попросили никого не уходить — сейчас приедут следователь и врач. Глебу очень не хотелось встречаться с официальными представителями власти, но, в конце концов, инцидент такой незначительный, что дипломат Никонов вполне может дать показания. А еще у него есть свидетельницы. Милые, находчивые женщины, так разумно использующие время до приезда дознавателей и хозяйки. Одна из них даже принесла под белым крахмальным фартуком штофик с прозрачным зеленоватым содержимым и саблевидной травинкой внутри.

— Самогон з Беларуси, брат в Пуще робит.

Сиверов отказался.

— Дзенкую, — поблагодарил он, выговаривая окончание на русский манер, мне скоро за руль.

— То шкода, пане, самоход почекае, — попробовала уговаривать официантка, а Вожена пояснила, что смешное слово «самоход» значит автомобиль.

Они уговорили Глеба на полглотка, а сами опрокинули по полной стопочке. Обед очень удался.

А потом случилось то, что предсказывала Вожена. Хозяйка приехала одновременно со следователем, криминалистом и медиком, но, оставив их ждать, увела сотрудниц в свой кабинет. Вышли оттуда все вместе, хозяйка с каменным лицом, подчиненные с кривыми злобными улыбками. Вожена, четко, громко, как заученный урок, объявила, что не имеет претензий к задержанному. Официантка и повариха сказали, что ничего, кроме обычной ссоры двух влюбленных они не видели. За Глебом оставалось последнее слово, и он решил, что так будет даже лучше. Нет, у него тоже нет претензий к парню, он просто остудил его горячую голову, потому что пожалел пани администраторшу. Если где-то надо расписаться — он сейчас же сделает это.