Слепое пятно - [9]

В конце концов он подошел к двери и выглянул на улицу. Снаружи был белый день, сияло солнце, царила привычная городская суета, большой город жил своей жизнью. Детектив стоял в проеме двери, испытывая странное чувство, будто он вдруг очутился на границе двух миров. Но что же стало с доктором? И кто такая эта старушка? И наконец, что не менее важно, кто такие этот Рамда и его прекрасная спутница?..

Джером позвонил в полицейское управление.

Дело казалось весьма странным.

В то самое время, когда потенциальные слушатели лекции доктора начинали выражать беспокойство по поводу его отсутствия, полиция Сан-Франциско уже организовывала поиски великого ученого. Джером доверился своей интуиции. Она же привела его на место трагедии, и офицер был готов поклясться чуть ли не собственной жизнью, что этим все не закончится и будут еще жертвы. Известность профессора, равно как и неожиданное заявление, сделанное им накануне, и тот всемирный ажиотаж, который это заявление вызвало, возвели это дело в ранг общегосударственных интересов.

Что же такое это «Слепое пятно»? Весь мир терялся в догадках, и, как это обычно происходит в подобных случаях, вначале саркастически ухмылялся и всячески глумился. Нашлись, однако, люди, хорошо знакомые с последними научными достижениями, которым было не до смеха. Они призывали набраться терпения и дождаться выступления доктора с обещанной лекцией.

Но лекции-то не было. Покуда ее с нетерпением ожидали, пронесся слух, будто доктор удивительным образом исчез. По-видимому, вот-вот собираясь объявить о своем открытии, он был поглощен той самой силой, которую высвободил. Не существовало ничего такого известного науке, исключая разве что оптику, что можно было бы связать со «Слепым пятном». Имелось только два объяснения: либо профессор стал жертвой хитроумного мошенника, либо над ним взяла верх опрометчивость собственного разума. Как бы то ни было, с этого момента дело стало известным под названием «Слепое пятно».

Розысками занялась полиция. Но полиция никогда не принимает всерьез и намека на что-либо сверхъестественное. Стражи правопорядка — материалисты. И они с самого начала были убеждены, что речь идет об обычном преступлении. Человек — существо сложное, но, несмотря на это, злому гению все же удалось одурачить доктора.

Прежде всего были предприняты тщательные поиски профессора. Дом № 228 по Чаттертон-Плэйс обшарили от подвала до чердака. Подняли городские архивы и обнаружили, что в нем уже некоторое время никто не живет, а право собственности на него поделено между множеством наследников, разбросанных по стране.

Старушку, по всей видимости, пустили в этот дом пожить просто из жалости. Никто не смог выяснить, кто она такая. Нашли нескольких местных торговцев, продававших ей кое-какую снедь, и на этом все. Если принять во внимание выводы, которые Джером сделал из ее слов и действий, то выходило следующее. Злодеев, несомненно, было двое, но было и две жертвы. В том, что старушка и профессор были невиновны, тоже никто не сомневался. Весь секрет заключался в человеке необычной внешности. Кто же такой этот Рамда Авек?

И тут начинается самая странная часть этой истории. Всегда, когда бы мы не пересказывали эту историю, отыскивается что-то такое, что не вписывается в версии полиции.

Это стало своего рода легендой в Сан-Франциско; она воспринимается, разумеется, с определенной долей скептицизма, но, тем не менее, над ней не мешает задуматься. Тут у сторонников философии профессора самое сильное место: ну, а вдруг это правда? Но мы, конечно же, не можем полагаться на чье-либо мнение, не подтвержденное личным свидетельством. Дело заключается в следующем.

Рамда Авек находится здесь, среди нас, в нашем городе. Его описание и портрет, нарисованный со слов Джерома, были опубликованы много раз. Есть такие, кто утверждает, будто бы действительно видели, как он во плоти шествует в гуще толпы по Маркет-стрит. Узнать его несложно: высокий, весьма своеобразной внешности, до высшей степени изыскан, с осанкой и проворством уверенного в себе джентльмена, обладающего сильным характером. Женщины на него всегда смотрят дважды, причем второй раз с восхищением; он ни стар, ни молод, а улыбается так, словно сама юность разражается веселым смехом. И часто бывает в сопровождении своей обворожительной спутницы.

Мужчины божатся, будто она красива, да еще такой красотой, что запросто может свести с ума. Вся ее плоть пылает страстью, отчего она кажется не просто красавицей, а чем-то большим. Гибкое тело нимфы, соблазнительное и манящее, оливковый оттенок кожи, великолепие волос, блеск черных, как сама ночь, глаз… При виде ее мужчины замирают. Она так божественно прелестна, что взгляд на нее лишает дара речи. Она — триумф страсти, жизни и красоты. И глупцы, и мудрецы лишились бы рассудка от наслаждения, если бы она позволила им дурачиться и резвиться у ее ног. Говорит она редко, но счастливцы те, кому довелось слышать ее голос; утверждают, будто он столь мягок и нежен, что сродни журчанью ручейка, текущего из долины любви, чувственности и красоты.