Слепая тропа - [11]

В кулуарах руководящих верхушек гуляли мысли и даже открыто высказываемое недовольство в адрес лидера сувуройского «Братства» Вальгира Турнотура, якобы ни с того ни с сего присвоившего лодку единолично себе. По какому праву? Некоторые старейшины даже объединились, сколотив посольство в столицу Фарер Торсхавн, и пришли на поклон к верховному правителю Ульриху Семиброку, чтобы он рассудил ситуацию. Но тот, помня историю с «Драконом» и Хранилищем, когда лодка и танкер вроде как выступили заодно, не спешил делать выводы и принимать необдуманные решения.

Несколько раз в селение проникали лазутчики, но их быстро ловили, да и причинить какой-либо очевидный вред они никак не могли. Но на момент проведения энергетических кабелей с лодки случилось несколько диверсий, и Турнотур все-таки решил выставить дозоры.

Батон от нечего делать пошел добровольцем. На стройке рук хватало, в «высоких материях» механики, необходимой для обслуживания энергосети, он не шарил ни бельмеса, живность поблизости и в лесах была не слишком опасна, а значит, не представляла для него никакого интереса. Чтобы хоть как-то себя занять, охотник напросился в смотрящие, вдобавок оружие свое у него имелось, да и старый маяк на южном холме он приглядел еще в первое посещение островов. Карты легли наилучшим образом. Старая вышка работала, а заглядывавшая навестить Лера с Чучундрой еще больше напоминала охотнику о покинутом доме.

Вот только жизнь текла своим чередом, стройка двигалась, а ни лазутчиков, ни каравана не было ни видно, ни слышно, и Батон понемногу снова начинал хандрить.

– Если так дальше пойдет, хоть в горы иди на голой жопе медитировать, – ворчал охотник, обшаривая в бинокль близлежащие окрестности.

Из развлечений остался только фёркей[8] да тренировочный маршрут Лерки, где он периодически подстраивал ей всевозможные кунштюки. Пускай тренируется, нарабатывает. Хоть какая-то польза от этих чащоб, в которые по-прежнему строго-настрого запрещалось соваться с наступлением темноты.

Время шло. Заготовленные для торговли и мена припасы грозили вот-вот начать портиться, но на береговом посту была тишина.

Соседи с Сандура заставляли ждать.

* * *

Они появились глубокой ночью.

Со стороны бухты донесся отдаленный звук рожка, который стали передавать от поста к посту, пока в селении низко и монотонно не заговорил колокол. Паром с соседнего острова прибыл.

Дремавший Батон клюнул носом, зашевелился под накинутым плащом и осмотрелся. Мощный луч прожектора по договоренности бил в сторону моря, а сам охотник кемарил ярусом ниже с противоположной стороны. Не важно, кому и для кого, но раз маяк стоит и энергии пока в достатке, сигнал нужно посылать, решили островитяне. Нередко его использовали и для освещения селения – яркий мощный луч накрывал ослепительным светом все вокруг, когда того требовала необходимость.

– Да неужели?

Через какое-то время в ущелье между холмами, соединявшими территорию «Братства» с бухтой, один за другим замерцали факелы. Судя по количеству, не менее двадцати – столько удалось насчитать Батону; делегация на этот раз собралась внушительная.

– Ладно, поглядим. – Сбросив плащ на пол и надвинув со лба гогглы с защитными стеклами, Батон забрался в пультовую, направляя прожектор к выходу из ущелья. Потом закинул СВД за спину и загремел сапогами, быстро спускаясь по винтовой лестнице.

Потревоженное гудением колокола селение нехотя просыпалось, из домов показывались щурящиеся заспанные люди, кутавшиеся во что попало и прятавшие в ладони зевки. Недовольно подавала голос разбуженная скотина, лаяли пастушьи псы.

– Караван приехал! Караван приехал! – нараспев щебетала высыпавшая из детского садика стайка детей, которых тщетно пыталась утихомирить молоденькая воспитательница, сопровождаемая рослым детиной, застегивающим на ходу штаны и заправляющим в них рубашку.

То и дело раздавались резкие короткие фразы через громкоговоритель – один из помощников старейшины, получив список от засланного к каравану мальчишки, руководил организацией расселения гостей, в то время как другая команда спешно готовила к открытию отработавший всего несколько часов назад самый большой кабак в деревне. Заново раздувались жаровни под шкварчащими румяными тушами, вскрывались хмельные погреба и грохотали столы. В светильники и лампы подливали китовый жир, несколько телег снарядили к овощебазе, послали к мельнице в хлебную лавку.

Уставших от ожидания сувуройцев все-таки застали врасплох.

– Слышишь, – прошептала Лера, подняв голову с груди Мигеля и прислушиваясь к доносящемуся с улицы шуму. – Кажется, приехали.

Наработавшийся за день Мигель, вечером едва дотащившийся до кровати и на автомате проглотивший ужин, промычал сквозь сон что-то нечленораздельное и отвернулся – волосы Леры щекотали ему нос.

– Спи, я посмотрю. – Поцеловав его, девушка слезла с кровати и стала одеваться. В лукошке, набитом соломой, закопошилась Чучундра. – И ты сиди.

Караван действительно был большим. Возглавлял процессию массивный внедорожник со спиленной крышей и демонтированным двигателем, на месте которого на сваренной из арматур сидушке устроился кучер, погонявший упряжку тянущих повозку лошадей. Сиденья из салона были вытащены, вместо них на специальном возвышении установили широкое кресло, перед которым с двумя телохранителями, раскинув руки в традиционной демонстрации мирных намерений, стоял высокий бородатый мужчина с непокрытой головой и в богато расшитой шубе. Это был предводитель общины Сандура Балдер Никалунд.