Слэм - [70]

Шрифт
Интервал

— Сэм, — приказала Андреа, — стой здесь! Алисия, мне все равно, что сделал Сэм. Ты не должна поступать так, если не произошло что-то уж совсем серьезное.

— А то, что случилось, — разве не серьезно, ты так думаешь? — спросила Алисия.

— Нет, — ответила Андреа. — Я считаю — нет.

Все как-то пришло в норму. Алисия оделась, Андреа налила нам по чашке чая, и мы сели на кухне за стол и начали беседу. Они дали мне высказаться, и я смог наконец объяснить, что я ни с кем не встречаюсь и не собираюсь ни с кем встречаться. И что я имел в виду, когда говорил, что мне есть на кого смотреть. А потом я растолковал, что испугался из-за того, что премьер-министр написал в своем отчете, что мне могут помешать видеться с Руфом, а я не хочу...

— Да, забавно, что Алисия собралась запретить тебе общаться с Руфом именно сегодня, — заметила Андреа, и Алисия хмыкнула, а я нет.

— Как это происходит? Как это бывает, что папаши порывают со своими детьми? — спросил я.

— Жизнь — сложная штука, — ответила Андреа.

Я не мог представить себе, насколько сложной должна оказаться жизнь, чтобы я перестал видеться с Руфом. Мне казалось, что я не могу прекратить поддерживать отношения с ним. Что это просто физически невозможно, как невозможно не видеться с собственными ногами.

— Что сложного?

— Сколько раз, ты думаешь, вы поссоритесь, прежде чем вырастите Руфа? — спросила Андреа. — Ну вот как сегодня вечером?

— Сотни, — ответил я. — Сотни и сотни.

— Хорошо, — сказала она, — допустим, две ссоры в неделю. За десять лет наберется тысяча. А до пятнадцатилетия ребенка — еще пять лет. Понимаешь, о чем я? Люди сдаются. Не могут так больше. Устают. Однажды ты возненавидишь нового парня Алисии. Найдешь работу в другой части страны и уедешь туда. Или вообще за границу. А вернешься домой — увидишь, что Руф не узнает тебя толком, и расстроишься... Куча причин.

Алисия молчала.

— Спасибо, мама, — произнесла она через какое-то время.

Как я говорил уже, с настоящим будущим ничего не поделаешь — с тем, в которое ты не заброшен, в котором живешь. Надо сидеть и ждать. Пятнадцать лет! Я не могу ждать пятнадцать лет! Через пятнадцать лет я буду на год моложе, чем Дэвид Бэкхем сейчас, на два года — чем Робби Уильямс, на шесть — чем Дженнифер Энистон. В пятнадцать лет Руф сможет совершить ту же ошибку, которую совершил я и которую совершила моя мама, и стать папашей. А я стану дедом.

Но в том-то все и дело, что у меня нет выбора, нужно просто ждать. Нет смысла торопиться, правда? Какой в этом прок? Не могу же я сжать пятнадцать лет общения с Руфом до двух или трех, так ведь? Этому не помочь. Я и через пятнадцать лет не буду знать его достаточно.

Я ненавижу время. Оно никогда не делает того, чего ты хочешь.

Перед тем как идти домой, я попросил разрешения повидать Руфа. Он быстро уснул, с ручками у ротика, и во сне смешно шмыгал носом. Мы втроем ненадолго задержались у его кроватки. Вот бы так было всегда. Все бы так и оставалось. У нас не возникло бы никаких проблем в ближайшие пятнадцать лет, если бы мы так и стояли, ничего не говоря, любуясь, как ребенок взрослеет.

19

Я рассказываю вам все это как историю с началом, серединой и концом. И я считаю, что это действительно история, потому что жизнь любого человека — это история, правда? Но этот рассказ — всяко не из тех, у которых есть конец. Мне восемнадцать, и столько же Алисии, и Руфу почти два, и сестренке моей годик, и даже мои мама с папой еще не старые. Еще долго эта история будет продолжаться на середине, столько, сколько положено, и я думаю, что еще много предстоит резких поворотов. Хотя у вас могут быть вопросы — постараюсь на них ответить.

Как там насчет ребенка твоей мамы? Как все обернулось?

Мама родила Эмили в той же больнице, где родился Руф, но в палате за соседней дверью. Марк был там, конечно, и через час я приехал на автобусе с Руфом.

— Это бабушка, — сказал я, входя. — А это твоя тетя.

Мама уже привыкла, что она бабушка, но немногих женщин называют бабушками, когда они кормят грудью своего ребенка. И немногих зовут тетями, когда им всего два часа от роду.

— Черт подери! — воскликнул Марк. — Ну и путаница!

Он рассмеялся, но мама не восприняла это в качестве шутки:

— Она и живет-то на свете с гулькин нос, а у нее есть племянник, который старше ее, и два сводных брата, у которых разные матери, и бог знает что еще.

— Что еще?

— Ну... Больше ничего. Но и этого хватит.

— Но это просто семья, правда?

— Семья, где все неправильного возраста.

— Не будь занудой. Не бывает такого — правильный возраст.

— Ну, значит, не бывает.

Марк соглашался с мамой во всем, потому что она была счастлива и потому что не было смысла спорить обо всем этом в больнице, когда только что родился ребенок. А есть ли на самом деле такая вещь, как правильный возраст? Шестнадцать лет — возраст неправильный, даже если вы стараетесь делать все как надо. Мама убеждала меня в этом со дня моего рождения, не раз и не два. У нас у обоих дети родились не в том возрасте и не от тех. И у Марка первый ребенок был не от той женщины, и кто поручится, что они с мамой сейчас не ошибаются? Не так долго они вместе. Как бы мы с Алисией не любили Руфа, нелепо утверждать, что это была хорошая идея, и глупо надеяться, что мы будем вместе, когда нам исполнится по тридцать и даже когда нам стукнет по девятнадцать.


Еще от автора Ник Хорнби
Совсем как ты

Впервые на русском – новейший роман от прославленного автора таких бестселлеров, как «Hi-Fi», «Мой мальчик», «Футбольная горячка», «Долгое падение», «Смешная девчонка» и других, разошедшихся по миру тиражом свыше пяти миллионов экземпляров и успешно экранизированных. Ник Хорнби вновь подтвердил свою славу «признанного исследователя пограничных областей между высокой, но ханжеской, и низовой, но искренней культурами» (Лев Данилкин, «Афиша»). Рядовым субботним утром в мясной лавке в Северном Лондоне встречаются Люси и Джозеф – по разные стороны прилавка.


Hi-Fi

Ник Хорнби – один из самых читаемых и обласканных критикой современных британских авторов – определяет свое творчество как «попытку заполнить пустоту, зияющую между популярным чтивом и литературой для высоколобых».«Hi-Fi» – смешная и печальная, остроумная и порой глубокомысленная, трогательная и местами циничная история любви симпатичного тридцатипятилетнего увальня. Музыка и любовь наполняют его жизнь смыслом, но и ставят перед ним множество проблем, которые он пытается разрешить на страницах романа, названного критиками «...великолепным и виртуозным синглом».


Мой мальчик

Ник Хорнби (р. 1958) — один из самых читаемых и обласканных критикой современных британских авторов. Сам Хорнби определяет свое творчество, как попытку заполнить пустоту, зияющую между популярным чтивом и литературой для высоколобых".Главный герой романа — обаятельный сибаритствующий холостяк, не привыкший переживать по пустякам. Шикарная квартира, модная машина… и никаких обязательств и проблем. Но неожиданная встреча с мальчиком Маркусом и настоящая любовь в корне меняют жизнь, казалось бы, неисправимого эгоиста.


Голая Джульетта

Один из лучших романов культового британца — об одиночестве, кризисе среднего возраста и о том, как людям все-таки удается встретиться и полюбить друг друга.


Вера

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Долгое падение

Смешной, грустный и глубоко трогательный роман «Долгое падение» задает нам важные вопросы: о жизни и смерти, о незнакомцах и дружбе, о любви и боли, а также о том, сможет ли каждый из четырех неудачников разглядеть себя сквозь долгую, темную ночь души.


Рекомендуем почитать
Серые полосы

«В этой книге я не пытаюсь ставить вопрос о том, что такое лирика вообще, просто стихи, душа и струны. Не стоит делить жизнь только на две части».


Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Пьесы о любви, о последствиях войны, о невозможности чувств в обычной жизни, у которой несправедливые правила и нормы. В пьесах есть элементы мистики, в рассказах — фантастики. Противопоказано всем, кто любит смотреть телевизор. Только для любителей театра и слова.


На пределе

Впервые в свободном доступе для скачивания настоящая книга правды о Комсомольске от советского писателя-пропагандиста Геннадия Хлебникова. «На пределе»! Документально-художественная повесть о Комсомольске в годы войны.


Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.