Слэм - [6]

Ну да ладно! Нормально, если я не хочу ни с кем разговаривать, но что она-то себе думает: сидит здесь надувшись и смотрит в сторону? Да она слышала вообще о Тони Хоуке, или о грайнд слайде, или о чем-нибудь еще таком же классном, а если нет — что дает ей право так себя вести?

Я решил, что надо бы ее растормошить. Сидит себе на диване, вжавшись, ноги скрестила и смотрит мимо меня на накрытый стол и на стенку напротив. Я сел так же, скрестил ноги и уставился в другую сторону — на книжные полки. Мы были точь-в-точь манекены на витрине.

Я потешался над ней, и она чувствовала это, но вместо того чтобы надуться еще сильнее — можно было ведь и так! — она решила рассмеяться. И когда она рассмеялась, во мне что-то перевернулось. Отчего-то мне вдруг захотелось понравиться этой девчонке. Можно сказать, мама была права. Эта девчонка была настоящей красоткой. Если бы она захотела, она получила бы от муниципального совета официальный диплом, что, мол, она красотка, и мамаше ее совершенно не пришлось бы для этого напрягаться. У нее были — да и есть — этакие огромные серые глаза, от взгляда которых раз или два мне было по-настоящему физически больно, где-то между горлом и подбородком. И еще у нее чудные соломенного цвета волосы, которые кажутся растрепанными и в то же время смотрятся клево, и она высокого роста, но не тощая и не плоскогрудая, как многие высокие девчонки, и она не выше меня, и кожа у нее — везде — прямо как персик или там... Ну, не умею я описывать людей. Все, что я могу сказать, — это что, увидев ее, я рассердился на маму за то, что она не взяла меня за горло и не наорала на меня. Ладно, она дала мне наводку. Но следовало ее усилить. Как, например: «Если не пойдешь, каждую минуту жизни будешь потом жалеть об этом, баран ты эдакий!»

— Не думал, что ты видишь, — сказал я Алисии.

— А кто сказал, что я над твоими штучками смеюсь?

— Или ты смеешься над моими штучками, или у тебя с головой плохо. Больше тут не над чем смеяться.

Это была не совсем правда. Она могла смеяться, глядя, как танцует ее папа. На нем были ужасно забавные штаны и рубашки.

— Может, я припомнила что-то, вот и смеюсь, — заметила она.

— Например?

— Не знаю... Куча всего забавного случается, правда?

— Так ты из-за всего этого сразу и смеялась?

Ну, так, слово за слово, мы и начали болтать. Мне стало полегче. Я разговорил ее. Как-то был случай: я разговорил одну девчонку, когда она была не в настроении, так потом еле от нее сбежал.

Но вдруг она замолчала.

— В чем дело?

— Что, думаешь — ну, все идет как надо... Правда?

— С чего ты взяла? — Я был сражен. Именно это я и думал.

Она рассмеялась:

— Когда ты заговорил со мной, у тебя все мышцы были напряжены. А сейчас... — И она вытянула руки и ноги — теперь у нее был такой вид, будто она смотрит телик дома на диване. — Ну нет, ты, конечно, не совсем расслабился, — добавила она. — Еще не совсем. Да и не мог никогда совсем расслабиться.

— Ладно. Вот спасибо. — Я чувствовал себя как шестилетний.

— Я не то хотела сказать, — продолжила Алисия. — Знаешь, я имела в виду, что ты должен был постараться...

— Я не старался, — прервал ее я.

— Я знаю, что это неправда.

Я поглядел на нее, на то, какое серьезное у нее выражение лица, и подумал, что она наполовину дразнится, но я уже был готов простить ее за эти слова. Алисия казалась старше меня, и я подумал, что это оттого, что она проводит кучу времени с парнями, которые влюбляются в нее в две секунды.

— Где бы ты хотел оказаться прямо сейчас? — вдруг спросила она меня.

Я не знал, что сказать. У меня был ответ: «Ни в каком другом месте я не хотел бы оказаться». Но если я скажу это ей — я мертвец.

— Не знаю. Скейтингом занялся бы, может...

— Ты катаешься?

— Да. Только не на коньках, скейтбординг.

Я когда-то пообещал себе, что никогда больше не употреблю этого слова, хотя иногда без него не обойтись. Не все такие классные, как я.

— Я знаю, что такое скейтинг, спасибо.

Она по-прежнему набирает очки. Эдак мне скоро калькулятор понадобится. Но я не хотел говорить с ней о скейтинге, пока не выясню, что она о нем думает.

— А ты? Где бы ты хотела оказаться?

Она помедлила, будто готовилась сказать что-то вызывающее.

— На самом деле я хотела бы быть здесь, на этом диване.

Снова вышло так, будто она знает, о чем я думаю, но только в этот раз все получилось даже лучше. Она догадалась об ответе, который я хотел бы дать, и сказала это от собственного лица. Все больше очков — чуть ли не миллиарды.

— Прямо здесь. Но чтобы в комнате больше никого не было.

— Ох... — Я весь вспыхнул и не знал, что ответить.

Она посмотрела на меня и рассмеялась.

— Никого, — прибавила она, — значит, и тебя тоже.

Вычитаем миллиарды. Да, она понимает, о чем я думаю. Но она хочет использовать свое превосходство по-плохому, а не по-хорошему.

— Извини, это звучит грубо, но я терпеть не могу, когда родители созывают полный дом гостей. В такие минуты хочется сидеть одной и смотреть телевизор. Тоску я навожу, правда?

— Нет. Конечно, нет.

Некоторые могут говорить что хотят. Она могла бы выбрать любое место на свете, а выбрала собственный дом, где она лежала бы на диване и смотрела программу «Поп-идол» и никто бы ее не беспокоил. Такие люди, правда, сами не понимают, почему они говорят то, что говорят. Она сказала это, чтобы завести меня. Она знала, о чем я думаю именно в эту секунду. Она чувствовала, что я хотел бы, чтобы она сказала: «Прямо сейчас я хочу, чтобы в комнате не было никого, кроме нас с тобой». И она эти последние три слова отрезала, чтобы прижучить меня. Думаю, что она умненькая. Злая, но умненькая.