Слэм - [15]

— А ты времени зря не теряешь!

Она в ответ:

— Да уж, я такая...

Ну и пошло-поехало. Она тогда ничего об этом мужике не сказала. Не сообщила, что знает его по работе. Он несколько лет назад уволился, но ее запомнил, хотя на службе они ни разу друг с другом не говорили. Они работали в разных отделах, мама — в культуре и отдыхе, а Марк (марка-помарка) в отделе здравоохранения и социального обеспечения. Когда он осмотрелся, то сказал себе, что у него-то в Айлингтоне не будет времени позаботиться о собственном здоровье.

Мы шли домой. Мы спорили о фильме, а потом мама попыталась заговорить со мной об Алисии.

— Не говори ничего, — прервал ее я. И потом: — Поэтому я и не хотел идти. Ты хочешь Разговора. — Я так это произнес, что слышна была большая буква. — Почему нельзя просто так гулять и говорить о пустяках?

— А когда мне с тобой поговорить? — спросила она. — Тебя же никогда нет дома.

— У меня появилась девушка, — ответил я. — Вот и все. И говорить больше не о чем. Ну хочешь — спрашивай. Спрашивай, появилась ли у меня девушка...

— Сэмми...

— Ну, продолжай.

— А еще вопросик можно?

— Только один.

— Сексом вы занимаетесь?

— А ты?

Я что хотел сказать: о таком нельзя спрашивать. Это слишком личное. Но с тех пор, как она разругалась с недоделанным Стивом, она ни с кем больше не встречалась, поэтому без малейшего замешательства ответила:

— Нет.

— Ну... а был у тебя секс?

— Что ты имеешь в виду? — переспросила она. — Был ли у меня секс когда-то раньше? Я бы сказала, ты — живой ответ на этот вопрос.

— Хватит! — оборвал я ее. Не стоило нам заводить этот разговор.

— Давай забудем обо мне. А как насчет тебя? У тебя был секс?

— Не скажу. Не твое дело.

— Значит, да. Не было бы — сказал бы.

— Не сказал бы. Так и так ничего не сказал бы. И это была твоя идея.

— Что именно?

— Алисия. Ты думала, она мне понравится, вот и взяла меня с собой в гости. Ну, она мне и понравилась.

— Сэм, ты знаешь, что когда ты у меня родился...

— Знаю. После этого вся твоя жизнь пошла на хер.

Я вообще-то никогда так при ней не выражаюсь, потому что она всегда на это сердится. Не из-за самих этих слов даже: просто она начинает чувствовать себя матерью-одиночкой, которая не смогла как следует воспитать своего сына. И мне это было очень противно. Я-то думаю, она неплохо поработала. Я имею в виду, что я не худший парень на свете, правда? Но я специально сейчас выругался, чтобы она подумала, что обидела меня, даже если на самом деле я и не оскорбился особо.

Странно это — знать, что мое рождение выбило ее из колеи. Это не беспокоило меня по двум причинам. Первая, что это всяко не моя вина, а ее — ее и папина. А вторая, что она довольно быстро в свою колею вернулась. Всего того, что она упустила из-за моего рождения, она потом более или менее достигла. Можно даже сказать, она превзошла себя. В школе мама особенно не блистала, но потом так переживала о неоконченном образовании, что подстегивала себя в два раза сильнее. Она пошла на вечерние курсы, получила специальность, нашла работу в муниципалитете. А не забеременней, она бы в шестнадцать лет окончила школу, устроилась на работу продавщицей в магазин и родила бы ребенка в двадцать. Я не хочу сказать, что это была хорошая идея — родить меня тогда, когда она сподобилась, но это разрушило только маленькую часть ее жизни, а не всю. И все же это всегда с нами. Поэтому, когда я хочу уйти от разговора — например, о том, был ли у меня секс с Алисией, — тогда я выдаю гнусным голосом, что из-за меня вся ее жизнь пошла на хер. И та тема, от которой я хочу уйти, сразу забывается. Я никогда не говорил ей, что чувствую себя «не в той лиге» из-за случившегося.

— Ой, Сэм, извини...

— Ничего-ничего... — Я произнес это таким стоическим тоном, что она поняла: очень даже «чего». — Но ведь не то чтобы ты о чем-то беспокоилась, правда? — спросил я.

— Не знаю, о чем я беспокоюсь. Могу я с ней пообщаться как следует?

— С кем?

— С Алисией. Может она прийти к нам в гости как-нибудь вечерком?

— Если хочешь.

— Я бы хотела. Тогда бы я ее не боялась.

Бояться Алисии?! Думаю, теперь я в состоянии это понять, однако тогда не смог здраво оценить. Мама боялась, что все изменится, она останется наедине с собой, а я стану частью чужой жизни и чужой семьи, вырасту, не буду больше ее маленьким мальчиком, стану кем-то другим... Что-нибудь в этом духе — не знаю. И хотя мы тогда не представляли себе, что еще произойдет, она была права, что беспокоилась обо мне. Лучше бы она и в самом деле в ту пору подсуетилась — привела меня той ночью домой, заперла в моей комнате и выбросила бы ключ.

И вот следующим вечером мы вели себя так, словно два дня не могли дышать, и всей грудью вдыхали друг друга, и говорили друг другу разные глупости, и ощущали себя так, будто мы Ромео и Джульетта и весь мир против нас. Это я о нас с Алисией, кстати, а не о нас с мамой. Мы так жадно общались, будто мама увезла меня на год в Лондон, а не взяла с собой в пиццерию и кино на один вечер.

Помните, что я говорил раньше? О том, что рассказать историю труднее, чем кажется, потому что не знаешь, что в каком порядке выкладывать? Но вот эту часть истории, которую стоит поведать сейчас, ее не знает никто, даже Алисия. Самое главное в этой истории — самая суть — проявилось не сразу. И когда это случилось на самом деле, я понял, что напуган, поражен, растерян. То есть я был испуган и растерян, но сказать, что так уж поражен, — это будет не совсем честно. Это случилось той ночью, я знаю это. Я никогда ничего не рассказывал об этом Алисии, но это моя вина. Ну, очевидно, что в основном это мой грех, но небольшой грешок числится и за ней. Мы не надели кое-чего, потому что она сказала, что хочет чувствовать меня по-настоящему, и... Ох, я не могу говорить об этом. Я стесняюсь. В общем, кое-что случилось. Ну, наполовину случилось. Я имею в виду, что это не произошло в полном смысле слова, поскольку я все же смог дотянуться до презерватива и надеть его, и сделать вид, что все в порядке. Но я знал, что не все в порядке, потому что, когда то, что должно произойти, реально случилось, оно вышло неправильно, так как уже наполовину свершилось раньше. Все, это в последний раз я, знаете ли, вдаюсь в такие подробности.