Следы ведут в пески Аравии - [99]

Перед восходом солнца все зашевелилось, зашумело. И когда от гладкого гранита Арафата отразился солнечный луч, на вершине холма верхом на верблюде показался имам. Началась хутба — проповедь: "Во имя Аллаха милостивого, милосердпого! Клянусь горой, и книгой, начертанной на свитке развернутом, и домом посещаемым, и кровлей вознесенной, и морем вздутым… Клянусь зарею и десятью ночами, и четом и нечетом, и ночью, когда она движется…" Это длилось почти до самого вечера. Солнце палило нещадно. Бессмысленные слова застревали в ушах, но отступать было некуда — следовало пройти этот мучительный путь до конца. А вокруг, словно грозное предостережение, кое-где виднелись кучки камней, обозначающие места захоронений паломников, не доживших до завершения хаджа.

И все же самое страшное было впереди. После окончания проповеди все паломники должны были направиться в деревню Мина для жертвоприношения. Как сказали Зеетцену, надо будет идти через Муздалифа, но он не предполагал, что Муздалифа — это узкое ущелье, в которое захотят сразу втиснуться тысячи людей, обезумевших от жары и неподвижности. Здесь, в ущелье, видимо, погибла не одна сотня людей. Паломники кричали, напирали, давили друг на друга, потому что надо было не просто пройти через ущелье, но и набрать при этом как можно больше мелких камней и завязать их в ихрам. На ночлег располагались тут же, неподалеку.

На другой день, когда вся толпа пришла в Мину, эти камни были пущены в ход. Мина состояла всего из одной улицы, на которой высились три колонны — "столбы дьявола". Мусульмане верят, что именно тут Ибрагим побил дьявола камнями. И вот теперь в ознаменование этого события каждый паломник должен бросить по семь камней в каждый столб. Зеетцен взирал на это массовое действо с изумлением. Что это — игра? Отголоски языческих обрядов? Зеетцен вспомнил, что Жан-Жак Руссо любил кидать камни в ствол дерева и загадывать: попал, — значит, повезет, не попал — сорвется. И даже более того: попал, — значит, окажусь в раю, не попал — в аду. Испытание судьбы, собственного везения. Но здесь, кажется, никто и не попадал в столб, камни летели в паломников. Зеетцен едва успевал прикрывать руками голову.

Однако и это было еще не все. Наступил ид аль-адха — праздник жертвоприношения, который отмечается в десятый день месяца зуль-хиджжа. Праздник этот явно языческого происхождения. Зеетцен же записал у себя в дневнике, что он отмечается в честь деяния Ибрагима: как раз здесь, в Мине, Ибрагим хотел принести в жертву своего сына Исмаила, не Исаака, как сказано в Библии, а именно Исмаила, от которого северные арабы ведут свой род и который был первенцем Ибрагима. На один этот день в Мину сгоняют стада со всей Аравии. Купив овцу или барашка, паломник поворачивается лицом в сторону Каабы и перерезает животному горло. Деревня превратилась в гордо выставленную напоказ бойню. Хрип, крик, блеяние тысяч овец неслись над маленькой Миной. Абдаллах ас-Суккат снял и в Мине дом — специально для того, чтобы Зеетцен смог все хорошенько рассмотреть. Но этого кровавого зрелища наш путешественник не смог выдержать. Забившись в угол, он, как затравленный зверь, только огрызался на сочувственные слова Абдаллаха.

Вернувшись в Мекку, они застали город сильно изменившимся. Повсюду еще толпился народ, но напряжение спало. Недавно еще белоснежный ихрам у всех паломников от грязи и пота превратился в темно-серый. Зато на Каабе появилось повое покрывало. Старое же разрезали на куски и продавали новоявленным хаджи. Тот, кто покупает большой дорогой кусок, может сшить себе жилет, веря при этом, что он защитит владельца от ударов. Из маленьких кусочков хаджи обычно делают закладки для Корана. Торговля идет в приглушенных тонах. А рядом наполняют сосуды водой из источника Земзем, чтобы увезти ее домой. Те, у кого сосудов нет, брызгают водой на себя или окунают в нее свои одежды.

Видя, с каким интересом наблюдает за этим процессом Зеетцен, матваф зашептал ему на ухо:

— Недавно один правоверный приехал сюда с собственным саваном. Заранее сделал! Окунул его в воду Земзема и теперь будет хранить до самой смерти. Мудро поступил. В адском огне гореть не будет, рай себе обеспечил, машалла!

За пределами Харам аш-Шерифа шла более оживленная торговля. Где скопище людей, там и торжище — так уж повелось с незапамятных времен. В дни хаджа в Мекку доставляют товары не только из всей Аравии, но, пожалуй, и со всего мусульманского Востока. Здесь продают коралловые четки и священные книги, фески и сафьян, ковры и шелка, платки и сандалии, оружие и ювелирные изделия и многое другое, чем славятся восточные ремесла, хотя в самой Мекке ремесла не развиты. Ни в городе, ни в его окрестностях воды для орошения полей и садов нет, и здесь могут произрастать лишь пальмы, колючие кустарники да дикие травы. Базар же завален прекрасными фруктами всех сортов — привозными. Торгуют в Мекке все: ученые богословы и плотники, бедные бедуины и богатые купцы, проводники и шейхи. Во время хаджа цены поднимаются неимоверно. Зеетцен видел и прямой товарообмен, когда, например, товары из Индии меняются тут же на товары из Южной Аравии или Африки. В Мекке торгуют и рабами, для чего существует специальный рынок.