Следы ведут в пески Аравии - [83]

— Это мы оставим тебе, — проговорил он наконец, показывая на вторую кучку, — а вот во что же теперь тебя одевать?

Издалека раздался крик:

— Остановитесь! Подождите! Здесь наш друг и знакомый!

Через несколько минут и преследователи — а их было человек семьдесят — и преследуемые вернулись все вместе дружной толпой. Выяснилось, что проводник по имени Хамдан оказался знакомым одного из бедуинов, и грабители мгновенно превратились в защитников и лучших друзей.

Подошел их предводитель — здоровый, крепкий араб средних лет — шейх Ахмед. Он и одет был получше, и держался с достоинством. Все почтительно расступились. Он улыбнулся, увидев полуголого европейца, оглядел его вещи. Первую кучку уже растащили.

— Верните сейчас же все этому человеку! — приказал он. — А ты, — добавил он, обращаясь к Зеетцену, — скажи мне, что у тебя пропало.

И тогда бедуины кинулись обыскивать друг друга. При этом они приговаривали:

— Ну ты, приятель! Отдай, что взял! Подумай об Аллахе и Мухаммеде, пророке его, и отдай!

Постепенно Зеетцену вернули все вещи, включая часы, и началось знакомство, почти братание. Оказалось, это бедуины из племени бени хатем. Название этого племени произошло, видимо, от имени легендарного бедуинского героя Хатема Аттая, известного своей необычайной щедростью. Одно из преданий гласит о том, как Хатем Аттай, для того чтобы накормить детей всего племени, хотел убить собственного ребенка, но затем прирезал своего любимого коня.

Бедуины из племени бени хатем считают себя хозяевами земель, расположенных вокруг монастыря Мар Саба и в долине Эль-Гхор. Предводителя их зовут шейх Ахмед ибн Наср. С соседним племенем бени курейш у них кровная вражда из-за того, что те воруют у них скот. Заодно они сами грабят всех, кто попадается здесь из чужих. Не окажись в окружении Зеетцена их знакомого, неизвестно еще, чем бы закончилась эта встреча. Одеты они в длинные белые рубахи, подпоясанные ремнем, ходят босиком. Лишь у некоторых на плечи накинуты абайи и к ногам подвязаны подошвы. В племени много негров. Питаются они плохо, хлеб пекут сами, и Бутрус отсыпал им немного муки и табаку из своих запасов. Так что разошлись друзьями.

Это происшествие навело Зеетцена на мысль о том, что в Евроне подобные встречи куда опаснее, хотя там много полиции и грабителям грозит суровое наказание. Впрочем, может быть, как раз поэтому и опаснее. Там чаще всего убивают, чтобы не быть узнанными и избежать наказания. Бедуины же здесь хозяева, и им ничто не угрожает. Грабят они от бедности, а убить способны лишь из чувства мести или для самозащиты. Когда Бутрус попытался от страха выхватить кинжал, один из негров так стукнул его по руке, что она до сих пор болит. "Значит, — сделал вывод Зеетцен, — путешественник в случае нападения ни в коем случае не должен сопротивляться. Просто не надо брать с собой вещей, которые было бы жаль потерять или невозможно восстановить. Ведь они даже собирались мне вернуть мои записи, коллекции, а возможно, и часть одежды".

В молчании шли дальше по дикому, безлюдному берегу. Бутрусу и проводникам явно было стыдно за свое бегство, они не знали, как вести себя. Темнело. Внезапно пошел сильный дождь. Они едва успели добежать до ближайшей пещеры. А через минуту туда же ввалились и их недавние преследователи — шейх Ахмед со своими бедуинами. Потоки воды, льющиеся со скалы, образовали как бы стену, отделившую обитателей пещеры от остального мира. Сквозь плотную водную завесу пламенели вспышки молний. Удары грома гулким эхом проносились по скалам. "Преисподняя, да и только! — подумал Зеетцен. — В Европе в такие минуты люди испытывают страх, а эти вон как развеселились!" И в самом деле, бедуины каждый удар грома сопровождали взрывом дикого смеха. Они привыкли жить в самой непритязательной обстановке, привыкли ко всему, что пугало бы европейца. Вот и здесь зажгли светильники, а когда дождь затих, развели костер, стали печь хлеб и жарить мясо. Ахмед был весел, разговорчив и заботливо охранял Зеетцена от приставаний бедуинов. Подчинялись ему беспрекословно. Когда же он послал одного из негров за водой наружу, а тот, видимо оступившись, вдруг вскрикнул от боли, Ахмед в секунду разделся догола и выскочил к нему на помощь. Всю ночь в пещере никто не спал, и назавтра Зеетцен чувствовал себя разбитым и уставшим.

Рано утром двинулись дальше. Снова острые камни ранили ноги, иногда дорогу преграждали огромные валуны, а иногда — заросли тростника и тамариска. Зеетцен собирал образцы соли, серы, наполнял пробирки водой из моря. Ахмед говорил, что на пути будет много пресных источников. Их не оказалось ни одного. Зеетцен, мучимый жаждой, становился на колени и слизывал последние капли, оставшиеся после дождя в руслах маленьких вади, высыхавших у него на глазах. "Не надо никому верить, — ворчал он про себя. — Всегда при любой возможности надо наполнять водой бурдюк".

К вечеру они вступили в цветущую долину, орошаемую Иорданом и его притоками. Это ее воспел в своих сочинениях Иосиф Флавий. Через вади Килд перекинут акведук из пяти арок. Посевы пшеницы, ячменя, чечевицы чередуются с фруктовыми садами и рощами оливковых деревьев. Пасутся верблюды, овцы. Здесь расположились бедуины племени бени хатем. Ахмед привел Зеетцена к своему отцу — главному шейху племени. Ему лет шестьдесят, и одет он иначе, чем остальные: в теплой красной накидке, на голове белая повязка, на ногах шерстяные гамаши и башмаки. Основное занятие шейха — взыскивать дань с проходящих по этим землям паломников. Зеетцен был его гостем, и он, как и положено на Востоке, посадил его рядом с собой и стал потчевать изысканным блюдом из пшеницы и ячменя с маслом. Хотел было зарезать барашка, но Зеетцен этому воспротивился. Ахмед рассказал отцу, как они напали на франка, как раздели его и как потом обнаружили среди его проводников своего "брата". Присутствие потерпевших нисколько не смущало его. "Он докладывает о своих похождениях, словно европейский капитан генералу о военных маневрах", — подумал Зеетцен.