Следы ведут в пески Аравии - [128]

Мимо проходит много женщин.

— Откуда у вас в Мекке столько женщин?

— Приезжие, и только замужние. Иначе нельзя.

— Ну а если она вдова?

Сидевший неподалеку матваф громко рассмеялся.

— Тогда помогаем мы, — сказал он. — Бывает, богатая вдовушка жить не может без святых мест, а одной ей сюда нипочем нельзя: Аллах запрещает. Вот она и просит кого-нибудь из нас, проводников, взять ее в жены. На время. Если хорошо заплатит, почему не взять. Покажешь ей Мекку, свозишь на Арафат, получишь денежки, и можно разводиться.

— А можно и не разводиться? — спросил Буркгардт.

— Конечно. Если приглянется, то зачем ее прогонять. Так и приходится ей оставаться навечно в святых местах.

Ночь быстро спускается на Мекку. И тогда после жаркого дня все тянутся к квадратному двору мечети: там прохладнее. От мерцания фонарей вокруг Каабы светло. Буркгардт приходил туда с ковриком и полулежа наблюдал за всем происходящим. Шум здесь не утихал. У стен Каабы постоянно звучали молитвы, стоны, причитания. По что это? Совсем рядом послышались смех, повизгивание, вскрики отнюдь не религиозного характера. Оказывается, беспутство, откровенные непристойности возможны даже в святая святых ислама. Здесь же курят гашиш, пьют и дерутся. И нечистые торговые сделки также совершаются в непосредственной близости от "Черного камня".

Сначала Буркгардт никак не мог сопоставить того, что он усвоил из богословских книг, с тем, что увидел воочию. Но вскоре понял простую истину: Мекка — такой же город, как и все, и в ней, как и во всех городах, существуют обман и вероломство, пьянство и разврат, азартные игры и продажность. Даже не как во всех городах, а гораздо больше, ибо священная земля эта — просто проходной двор и правы здесь куда проще и грубее.

Дождался Буркгардт и момента общего хаджа, когда в город прибыли караваны паломников. Теперь он уже считал себя старожилом, почти коренным мекканцем. Однажды ему удалось даже проникнуть внутрь Каабы. Евнухи, охраняющие храм, пускали туда только тех, кто давал им много денег, а остальных пребольно били палками. Буркгардт денег не пожалел, но удовольствия от этого посещения не получил. Народу в Каабу набилось столько, что молящиеся наступали друг на друга, многие даже теряли сознание.

Вместе с паломниками Буркгардт посетил Арафат. Его первое впечатление — лавки и шатры для продажи еды и напитков, словно это ярмарка. До начала проповеди, рано утром, он поднялся на холм — паломникам это делать не обязательно, но и не возбраняется. Сверху долина показалась ему белой от одеяний и шатров. В уме невольно возникали цифры: четыре мили в длину, две — в ширину, а людей — тысяч восемьдесят. А потом, разгуливая среди толпы молящихся и вслушиваясь в разноязычную речь, он насчитал примерно сорок языков.

Когда в положенный час имам появился на вершине Арафата, верблюд вдруг стал бить задом, сбрасывая его с седла. Возникло замешательство. Пришлось имаму на глазах у всех правоверных неловко слезать с заупрямившегося верблюда и читать проповедь стоя. Буркгардт с интересом смотрел, как реагирует на слова имама многотысячная толпа. Одни слушали молча и сосредоточенно, другие били себя кулаками в грудь, срывали ихрам и, размахивая им над головой, вопили: "Ляббайк! Ляббайк!", третьи без всякого стеснения занимались болтовней. Люди — везде люди…

После окончания проповеди Буркгардт совершил традиционный трехдневный путь паломников с посещением ущелья Муздалифа, с метанием камней в "дьяволов" и с обрядом жертвоприношения в Мине и возвратился в Мекку, где согласно ритуалу таваф повторился еще раз. Хадж закончился, город постепенно стал принимать прежний вид.

На другой день, проходя по улице Мессаи, Буркгардт увидел нескольких людей в лохмотьях. Они сидели на земле, прислонившись к стенам домов. Перед каждым стояла глиняная миска, словно взывая к прохожим о помощи. Когда Буркгардт, подивившись их скромности, наклонился и кинул в миски несколько медных монет, он не услышал традиционных слов благодарности Аллаху: эти люди были мертвы. Так некоторые паломники, ослабев от тягот пути, недоедания и нервного напряжения, обрели в Мекке не только титул "хаджи", но и смерть.

По вечерам на площади возле Каабы уже не было слышно хохота и женского повизгивания" Здесь раздавались лишь стоны больных, приползших к священным камням, дабы или исцелиться прикосновением к ним, или испустить дух рядом с ними, да иногда звучала скорбная молитва над телами умерших. А скольких передавили в толпе, сколько погибло по дороге — от жары, жажды, чумы, холеры, лихорадки!

Буркгардт был переполнен впечатлениями. Позднее все они войдут в его книгу "Путешествия по Аравии, содержащие описание районов Хиджаза, почитаемых магометанами за священные", которая выйдет в свет в 1830 году. В этой книге — 704 страницы! К ней приложены планы, карты, рисунки, ноты песен, которые пели там матвафы, лавочники, водоносы. Никогда ни до Буркгардта, ни после него Европа не получала столь подробных сведений о священной земле ислама. Писал он книгу по памяти: делать записи открыто, как Зеетцен, он не рисковал.

Земля ислама — это еще и Медина. Теперь, когда турки изгнали ваххабитов из Медины, паломники снова открыто стремились туда. Страшил только путь между священными городами. Но вот 7 января 1815 года Мухаммед Али одержал очередную победу над ваххабитами, и в его руки полностью перешла дорога между Меккой и Мединой. Для всех приехавших в Мекку это означало освобождение. И в один миг город опустел.