Следы остаются - [10]

Столовая понравилась Зобину простором, чистотой, строгим порядком и уютом. Соседями по столу у него оказались три пожилые женщины.

— Ну вот и слава богу! — заметила одна из них. — Теперь и у нас за столом будет мужчина.

Зобин вежливо улыбнулся. Настроение у него было хорошее. В официантке, которая обслуживала их столик, он узнал свою вчерашнюю соседку по автобусу. Теперь он мог разглядеть ее получше. Была она уже не молодой и довольно полной. На некогда красивом лице ее лежала печать усталости. Так, по крайней мере, показалось Зобину при первом же внимательном взгляде на нее. Всю войну Зобин провел в разведке и отличался незаурядной наблюдательностью. Сам он не имел в своей внешности ничего привлекательного. Обычное лицо, светлоглазое, с четко высеченными морщинами. Грузное, склонное к полноте тело даже на вид казалось тяжелым и неповоротливым. Кисти рук выглядели плакатно-рабочими: грубые, с жесткими подушечками мозолей. На безымянном пальце левой руки блестел золотой перстень, не очень массивный, но оригинальный по форме и характеру выгравированного на золоте рисунка. Перстень этот никак не вязался с внешностью Зобина. Он знал об этом и давно бы избавился от него, но он, проклятый, как будто врос в палец и не снимался. Нужно было распилить его, но Зобин все ленился и откладывал до следующего раза.

После завтрака он спустился по ступенькам вниз на площадку — стоянку санаторного автобуса. Долго стоял там, будто ожидая появления кого-то из-за крутого поворота. Но дорога была молчалива и пустынна.

Зобину понравилось это место. Было здесь как-то особенно тихо и спокойно. Чуть дальше из-под скалы курилась белая шапка пара. Там стояла длинная скамейка, а на кустике рядом висела кружка для воды. Зобин присел.

После обеда он тоже долго сидел у источника. Санаторные развлечения не интересовали его. Отсиживаться в комнате было неинтересно.

В тот же вечер, после окончания киносеанса, Зобина нашли у источника с проломленным черепом.

Обнаружила его соседка по столу, которая имела обыкновение выпивать на сон грядущий кружку свежей минеральной воды. Сперва она не поняла, в чем дело, подумала — напился. А потом так закричала, что ее услышали в самых отдаленных уголках санатория.

Василия Петровича с большими предосторожностями подняли наверх. Заведующий отделением обработал рану. Была она глубокой. Зобин просто чудом остался в живых. Требовалось срочное переливание крови. Доноров нашлось более чем достаточно.

Часа через полтора в санаторий прибыла оперативная группа Управления внутренних дел.

Старший группы — пожилой капитан милиции — представился коротко: Замятин. Начали с места происшествия. Лежавшая в стороне кружка, пятно запекшейся крови — все, что удалось обнаружить при свете фар «газика».

Завотделением точно обрисовал положение Зобина, в котором его нашли. По словам врача, лежал он опрокинутый на спину, головой к дороге. Очевидно, сидел он лицом к источнику. В это время помощник Замятина лейтенант Колесников вел опрос женщины, первой обнаружившей пострадавшего.

«Ну и дельце, — подумал Замятин. — Попробуй найди в этом муравейнике муравья с отметиной». Капитан поднялся и пошел наверх, пригласив с собой завотделением.

— Давно он у вас?

— Со вчерашнего.

— Ничего особенного в нем не заметили?

— Одежда была в порядке. Правда, в крови, но не помята.

— А рана?

— Мне кажется, кастетная. Рисунок характерный.

— Глубокая?

— Порядочная.

— Как вы думаете, с какой стороны был нанесен удар: сзади, слева или справа?

— Полагаю, сзади.

— Почему?

— Рана в затылочной части, рисунок пролома таков, что били, вероятно, тычком, по-боксерски, чтобы наверняка — насмерть.

Замятин удивленно посмотрел на врача. Они уже сидели в его кабинете.

— Обычно, когда бьют кастетом с замахом по голове, края пролома получаются несколько смазанными, потому что черепная кость крепка, и кастет, как правило, какое-то время скользит по черепу. Поэтому по краям раны в подобных случаях кое-где бывает содрана кожа и, естественно, волосы.

— А у него?

— Чисто, как молотком.

— А может, молотком?

Врач отрицательно покачал головой.

— Нет.

— Много он пролежал?

— Минут 15—20. Еще бы минут пять и — конец.

В комнату вошли лейтенант, эксперт-криминалист, проводник служебно-розыскной собаки. Врач вышел.

— Ну что? — поднял голову Замятин.

— Ничего особенного. — Лейтенант бросил на стул полевую сумку. — Увидела, говорит, и закричала. Больше ничего не знает.

— Собака след не взяла, товарищ капитан.

— Да-а, дельце. Поговорить бы с пострадавшим.

В кабинет вошел врач.

— Нельзя ли поговорить с пострадавшим, Георгий Максимович?

— Можно, но только буквально минуту.

Зобин лежал на койке, неловко повернутый набок. Голова его была похожа на круглый белый ком.

Разговор с ним получился коротким и безрезультатным. Никого в санатории Зобин не знает, знакомых по дороге сюда не встречал. Сидел на лавочке спиной к дороге. Ничего не слышал. Неожиданно ударили сзади. И все.

Замятин обратил внимание, что левая рука пострадавшего забинтована.

— Что с рукой? — спросил он у врача в коридоре.

— Ничего особенного, палец у него припух немного.

— А раньше?