Следы на воде - [39]

Правда, вызывало сомнение, что в ту субботнюю ночь на дежурство выезжали оба инспектора. Комышан не допустил бы, чтобы коллега задержал его родного брата, конфисковав при этом его собственное ружье. Конечно, инспектора могли выехать и не вместе. К тому же лодкой брата воспользовался Юрась. И все же…

Знать бы, какие в действительности взаимоотношения между этими двумя инспекторами? Дружат? Просто товарищи? Враждуют?..

Ответ могла дать эта пучеглазая женщина… Но он не имеет права ее спрашивать, а если и спросит, то она, чего доброго, возьмет и прогонит… Подержать бы в руках журнал дежурств… Но… Покамест будет собирать отдельные кирпичики фактов, чтобы потом восстановить все здание событий…

Чтобы не вызывать лишних подозрений, Дмитрий Иванович попросил весельную лодочку, привязанную к колышку почти у самых Нюркиных ног. Свое желание высказал так несмело, даже жалобно, что если бы услышали его бывшие коллеги, то не поверили бы, что это он. Чего только не приходится делать ради поисков истины!

— Это частная, — кивнула на лодку Нюрка и недовольно уставилась на Коваля. Она еще не полностью освободилась от неприязни, которую вызывал у нее этот дачник.

Дмитрий Иванович вздохнул.

— Я бы и с моторкой справился. — В своей игре он зашел так далеко, что того и гляди предложил бы сторожихе деньги, лишь бы разрешила.

— Ха… Ему еще и моторку! Сказано: на лиман посторонним без разрешения выходить нельзя. — И лишь теперь решительно спросила: — А кто вы такой?..

— Да никто, — кротко ответил Коваль. — Отдыхаю, живу в гостинице… с разрешения директора совхоза. А вообще я пенсионер…

Нюрка смерила полковника критическим взглядом, словно зацепила крючком.

— Для пенсионера вы еще молодой…

— Я по военной линии, — нашелся Коваль.

— Может быть, — согласилась Нюрка. — Вам, слышала, пенсию дают не по возрасту, а сколько лет прослужили. — И она уже спокойнее, с любопытством посмотрела на Коваля. — Вы, может, полковник какой-нибудь?

— Вполне возможно, — улыбнулся Коваль.

— К нам и генерал ездит.

— Ну, генералу я неровня.

«Человека, — подумал Дмитрий Иванович, — больше всего настораживает неизвестность или то, что не укладывается в стандартные рамки». Теперь, когда он обрел усвоенный Нюркой стереотип дачника, первый шаг к нужному разговору был сделан.

И вдруг полковник увидел, что к берегу подходит утлая лодчонка деда Махтея. Коваль чем-то понравился этому дедку с широкой, белой, словно бы подпаленной снизу бородой, как у завзятого ресторанного швейцара; в бороде часто застревали рыбья чешуя, крошки самосада, из которого Махтей сворачивал самокрутки.

Дед подозвал Коваля, и тому пришлось подойти к воде.

— Дмитрий Иванович! — крикнул дедок, показывая на ведро в лодке. — Бычками хочу вас угостить, полведра надергал.

— Спасибо! — замахал руками Коваль. — Не надо.

— А вы что-то долгонько отсутствуете, — не сдавался дед. — Думал, заболели… Бычки по вас скучают. — Махтей причалил к берегу, явно намереваясь похвалиться уловом.

Впрочем, это было на руку Дмитрию Ивановичу, и он, подтянув лодку, хотел было помочь деду сойти.

Но где там! В подкатанных до колен штанах, оголявших худые синие жилистые ноги, дедок ловко и легко ступил в воду.

— Здравствуйте. И берите себе эти бычки. — Он поставил ведро с рыбой к ногам Коваля.

— Вы лучше Даниловну угостите или вот Нюру, — показал Коваль на сторожиху.

— Фю-ю, — сквозь щербатые зубы присвистнул дедок. — У Нюрки знаете сколько рыбы — во! — Махтей провел ладонью выше своей головы. — Да и ваша Даниловна дорожку к рыбинспекторской кладовой знает. Что ей бычки!

— Разве в кладовой всем рыбу раздают? — улыбнулся Коваль.

— Э-э, не всем, — хитро прищурился Махтей. — По дорученции от начальства.

Формула, высказанная дедом, казалось, удовлетворила Коваля, а может, его внимание привлекла частная лодка с намалеванным на боку номером, мотор с которой был снят.

— Видно, кто-то весло потерял, — сказал Коваль, заметив, что в лодке правилка была не металлическая, как обычно, а старая, деревянная.

— Может, к хахалю ездила, а он ее прогнал, — захихикал дед. — Вот она на нем свое весло и поломала — девка крепкая. А это деревянное у меня стояло, выпросила.

— Кто? — поинтересовался Коваль.

— Да Валька, медсестра наша.

— А, медсестра, — сказал Дмитрий Иванович. — Я видел, такая высокая девушка. Так это ее лодка?

Даниловна как-то рассказывала про Нюркину хату — целый дом на четыре комнаты. Но с тех пор как у нее поселилась медсестра, больше никого к себе не пускает…

«Хорошие деньги эта Валька платит», — сказала тогда Даниловна.

«Откуда у медсестры деньги, — не согласился с ней Коваль. — Ставки у среднего медперсонала невысокие».

«Так она еще и портниха чудесная. Такие лифчики шьет, и в Париже, может, лучших не делают. К ней даже из Херсона приезжают. Вот и не хотят чужих людей у себя селить: у одной — рыба, у другой — лифчики…»

— Какому хахалю! — вспыхнула между тем Нюрка, ее опаленное южным солнцем лицо налилось кровью. — Забирай свое весло и иди отсюда, старый босяк! — озлобилась она на деда. — Уже землей порос, а такое мелешь!

— Ну и щука ты! Я же просто так, — отступился Махтей и, смущенный, побрел к лодке.