Следы на траве - [64]

Он сел напротив оцепеневшего Войцеха, положил руку ему на колено:

— Ты и запрограммируешь, товарищ революционный комиссар Нового Асгарда! Тебе, брат, доверяю создание людей нового типа… Что, не рад?

…Вот оно, значит, что накапливал в памяти молчаливый «азиат», тайком от спесивой пани Голембиовской похаживая за книгами к Войцеху, слушая разъяснения студента по ключевым вопросам бытия! А студент, чванясь своими познаниями, соловьем разливался о любви и долге, о Боге, справедливости, истине… И о том говаривал, что эволюция земная по отношению к разумному существу все, что могла, уже совершила, и теперь лишь постылым грузом для духа становится тело с путаницей темных инстинктов…

Для Войцеха, богатого наследника, намеренного жить изящно и утонченно, была эта тема лишь пьянящей игрой ума. Для мрачного, изломанного Самоана, по-собачьи привязавшегося к ласковому барчуку, идея природного несовершенства человеческого стала бикфордовым шнуром, много лет горевшим во тьме.

И вот — сокрушительно взрывается мина! Завтра сработают равнодушные вариаторы вероятности; «королевские питоны» материализуются над Домом Семьи. Ужас омертвит столицу, войска клана будут бессильны против возникающих из ничего и в никуда исчезающих солдат Син Тиеу…

Вмешается ли Земля, когда новый диктатор перебьет всех в Доме Семьи, расправится со столичным гарнизоном и начнет строить регенераторные центры, чтобы потом сотнями тысяч гнать туда людей — кроить из них ангелов? Что предпримут Координаторы, услышав, как в краю нейрохирургического равенства сводные хоры запоют осанну Преобразователю, сделавшему поцелуй — скучным, а бесплатное рытье канала — сладким, как поцелуй?..

Что бы там ни было — кошмар надо предотвратить…

— Ладно, — командир усмехнулся так, будто улыбка стоила ему физического усилия. — Иди, дружище, спать. Можешь даже принять снотворное. Завтра у нас тяжелый день.

Машинально пожав руку Син Тиеу, Войцех вышел, притворил за собой массивную стальную дверь. Все кругом спало; мертвенно горели дежурные плафоны в начале и в конце пустого коридора.

…Как это ни больно, но бывшего отцовского механика-водителя, одинокого, обиженного людьми «азиата», тайком пробиравшегося в комнату своего друга-студента, — этого человека придется запереть в прошлом и любить, как дорогого покойника. Нынешний Син Тиеу к нему отношения не имеет…

Ступенями, вырубленными в скале, Войцех решительно свернул к верхним горизонтам убежища, где был ангар вертолетов.

…Вот она, бронированная камера, похожая на автофургон, скромно стоящая в тылу «королевских питонов». Ее освещает прожектор; перед ней выхаживает особый часовой, и царапанье подков на его каблуках при резких поворотах разносится по всему ангару… Вот она, гладкая серая коробка с округленными углами. Там, внутри, плавает колышущаяся, словно желток в воде, двухметровая луна, и сиреневые полосы катятся от ее экватора к полюсам. Стали единым невещественным телом, слились до поры вариаторы вероятности. Что переживает, о чем думает в темноте, в одиночестве это раздельно-слиянное диво, ни машина, ни живое существо, которому и определения не подберешь в языке Вальхаллы?..

Повинуясь жесту Голембиовского, солдат набрал цифровую комбинацию замка. Отползла створка. Тамбур. Зажигается лампа. Опять кнопки с цифрами — код знают только офицеры… Ну, скорее! Сезам, откройся!..

Нежные отсветы, словно от ручья в лунную ночь, легли на лицо адъютанта. Он сосредоточился, как можно яснее представляя себе центральную площадь Вольной Деревни. Прежде всего много солнца и хмельного, молодящего морского воздуха; затем — дома в стиле помпейских вилл, одноэтажные, с изящными портиками, сплошь увитые виноградом. Между ними — обелиски кипарисов, расточительно цветущие магнолии… Выше по склону бухты — дымчатый хрусталь регенераторной клиники, кружащиеся световые плоскости над входом в Тоннель Связи, пучок сталагмитов — информкомплекс «Земля»; «Мир детства», похожий на все сразу: на коралловый куст, на бабочку, на раковину стромбуса… А посреди площади, небольшой и уютной, — парящая без пьедестала серебристая статуя. Крылатая женщина, сильная и прекрасная, отведя назад обнаженные руки, рвется в смелом прыжке-полете к зеленоватому солнцу над заливом…

Войцех поднял веки, согретые ласковыми лучами. ВВ сработал безупречно. На рукав адъютанта, украшенный нашивками, упал розово-желтый, побуревший с краю лепесток магнолии.

VI

Перед Лобановым трепетал светом и красками видеокуб, объем пространства, будто бы выпяченный сквозь стену комнаты. Луч видеолокатора с гравиплатформы, незримо подвешенной над центром столицы, двигался по улицам и дворам: соответственно менялись картины внутри куба. Когда что-нибудь особо привлекало Валентина, он давал увеличение. Такие осмотры происходили сейчас каждый день, а то и чаще.

Вот локатор наехал на многолюдное сборище. Угол набережной Славы и бульвара Воссоединения. Икра голов, блестящие крыши автомобилей, оранжево-голубые вьющиеся стяги — а рядом серый, грязный лед Эридана. Стоит среди толпы массивная желтая машина — инкассаторская. Такие броневики используют для перевозки больших сумм. Спрашивается: почему она битых двадцать минут торчала на углу бульвара, без водителя и охраны?