Следы на траве - [40]

Сеть на миг стала огненной и исчезла. Осмыслив ситуацию, ловцы рванули вертолет в сторону и начали стрельбу: забилась перед кабиной оранжевая вспышка, пули, отражаемые коконом Лобанова, градинами взрывали снег.

Снова взрыв, на сей раз уже не газовый. Осколки полыхнули метеорами, обращаясь в ничто.

— Вот же дураки упрямые, — вслух сказал Валентин и погрозил кулаком. Вертолет вдруг с панической поспешностью отступил к озеру. Долго еще слышалась его перепуганная трескотня.

…Может быть, тут и погиб Уве, подстреленный, едва пройдя сквозь силовую стену? Да он ли один? Исаев, Перекрест, Эйхенбаум… Семерых проникателей уже унесла «Земля-прим», семь изуродованных трупов или обгорелых скафандров вернула на Станцию… Как дознаться, что здесь происходит? У кого?

VIII

Ощущение близости людей — большого человеческого скопления — повело Валентина на север, по скрипучему, поминутно проваливавшемуся насту. За снежным полем начались развалины кирпичных домов, торчали обгорелые пни. Хороших дорог здесь не было. Лишь порядком отойдя от сплошных руин, за свалкой электрооборудования и пустых ржавых бочек он обнаружил гусеничные колеи. Широченные, глубоко вспахавшие грунт, они могли принадлежать только танкам. Очевидно, добравшись до условного рубежа, танки останавливались, расстреливали свой боезапас (следы были углублены орудийной отдачей) — и поворачивали назад. Валентин некоторое время брел по колее, но скоро стал склоняться к решению включить антиграв. Впечатлений от пешего похода было предостаточно. Вокруг силового купола, как подсказывал внутренний «локатор» Валентина, крутилось немало наземных и воздушных боевых машин: нового поединка было не избежать.

Низкие тучи над уступами крыш, над мягко поднимавшимися к горизонту лесистыми холмами переливались цветом моря. Медная щетина рощ, растерявших листья, топорщилась вокруг фиолетовых массивов хвойных. Краски, рожденные местным солнцем, да и само зеленоватое светило, какое-то перекошенное, словно бы зернистое, редко видимое в разрывах туч, — все это мало отвечало образу двойника Земли. Неужели здесь сложился уклад, столь похожий на старинный земной?

Он задержал взгляд на крупных большеголовых птицах, сумрачно выклевывавших что-то из коробчатых рам бывшей теплицы. Серые с черным нахохленные сторожа сидели, озираясь, на снегу. Похожи на ворон. Ну, вылитые вороны! В сочетании с зеленым солнцем и чернильной хвоей их присутствие по меньшей мере удивляло.

Как огромные хлопья пепла, вороны вспорхнули от коробки, когда Валентин, поднятый диском антиграва, ринулся вдоль сохранившейся улицы.

Улица тоже представлялась знакомой. Мертвая косматая трава неухоженных газонов, купы раскидистых крон, путаница вымерзших розариев. В тылу садов и скверов, подальше от проезжей части — веранды, гордые фронтоны, двери с головами львов, держащих во рту кольца. Уцелевшее чугунное литье невысокой ограды, почтовый ящик на узорной калитке. Зияющий пустыми окнами, некогда роскошный автомобиль в сугробах. Кресло-качалка — быть может, когда ударил первый осенний ливень, хозяева так поспешно спрятались, что забыли его над бассейном… Когда это было? Двадцать лет назад? Пятьдесят?..

Так на исходе двадцатого века выглядели благополучные районы многих европейских и американских городов… Сплав городского комфорта с зеленым помещичьим привольем. Неторопливое общение домовладельцев, запах яблочного пирога с веранд, мирный стрекот газонных косилок… Город на пенсии, вот как это подобало бы назвать…

Почуяв человека за углом ближайшей усадьбы, Валентин плавно приземлился и зашагал по снегу. К чему пугать местных демоническим полетом?..

Спиной прильнув к розеткам вычурной ограды, загнанно таращилась на Лобанова простоволосая узколицая женщина в короткой шубе из странного зеленого меха. Вязаный пестрый шарф касался ветхих сапог. Спутанные черные волосы падали ей на глаза, она привычно сдувала их в сторону. Рядом лежал брошенный вещмешок. В неподвижно горящем взгляде мелькнуло сначала что-то вроде мольбы, потом ужас женщины сменился дикой ненавистью обреченной: «Что же тянешь, приканчивай!»

Да, страх в этой женщине жил великий. Однако, кроме испуга, Валентин видел и другое: женщина была великой скиталицей. Но цель, которая гнала ее куда-то, пока непонятна. Богомолка? Нищая?

Мотая головой из стороны в сторону, она нараспев пробормотала несколько слов.

Смотри-ка — в самом деле планета-двойник со сдвигом в прошлое! Знакомый язык, когда-то он считался одним из «мировых»… Валентин подучил его, чтобы лучше понимать разговор предков на сеансах восстановления. Лобанов заговорил неторопливо, отчетливо, с тем же радушием, каким была окрашена его улыбка.

— Я друг, я пришел сюда… из очень, очень далекой страны!

Она повторила бессмысленную брань, в старину считавшуюся обидной. Потом, выдохшись, начала шарить в кармане, пока не достала завернутый в бумажку окурок сигареты. Бережно и кропотливо прикурила от зажигалки; руки тряслись, худые щеки втягивались до зубов… Лобанову стало неловко за свой несокрушимо здоровый вид, сверкающие зубы и младенчески нежную кожу… Он сказал еще мягче, стараясь при этом не впадать в заискивание: