Следы на траве - [32]

Истошные крики разлетелись из окна по всему двору. О нет, Ира так вопить не могла — не позволила бы себе даже под пыткой, это Вадим Алексеевич понимал… Виталик, маячивший в сторонке, даже не поднял повинную голову; маловато было в нем мужского… Раскрасневшийся, перемазанный пылью Кравчук явился на подоконник, неся перед собой отчаянно отбивающуюся Натаху. Из-за ее беспорядочных рывков оба чуть не свалились вниз. Мать заметалась, кудахча уже совершенно по-куриному; мужчины бросились на помощь, дети с победными воплями облепили лестницу — в общем, Кравчука с его «добычей» буквально снесли на руках…

Более часа по всему особняку искали Иру Гребенникову. Даже директриса не вытерпела и отбыла в своей служебной машине, посулив «этой негодяйке» все мыслимые школьные кары. Кравчук, снова взобравшись наверх, втащил туда же отца Иры, малорослого брюнета, похожего на итальянца; за ним влезло пять-шесть мальчишек. Вся эта компания шастала по комнатам, по отгороженным фанерой закуткам, громыхала разболтанными дверьми, даже шарила в печи, с которой рабочие заблаговременно содрали бело-синие столетние изразцы… Поиски были тщетны. («Ну, молодец девчонка — хотя и пороть ее надо — переняла кое-что у своих инопланетян, или кто они там — вон как прячется — господи, а кто же там обитает, в самом деле? — я ведь сам слышал — не ветер же это все?…»)

— Что делать-то будем, а? — уже не впервые спросил истомившийся прораб. Бульдозеристов давным-давно не было на газоне — то ли обедать пошли, то ли завалились подремать где-нибудь в перепутанном красными виноградными гирляндами «сорном» лесу.

— То есть как что делать? — строго-удивленным тоном переспросил Заборский. — Сворачиваться! И без того целый день потеряли!

— А… э-э…

— Завтра, завтра, завтра! — с нажимом сказал Вадим Алексеевич, садясь в серую «Волгу».

Прораб, обрадовавшись хоть какой-то определенности, побежал искать своих людей.

Отъезжая, Заборский бросил последний взгляд на злополучный желтый дом. Он почему-то не беспокоился за Иру — знал, что с девочкой ничего не случится. Больше того: Вадиму Алексеевичу казалось, что Ира была бы им довольна. Он правильно сделал, что отменил запланированное на сегодня разрушение особняка. Почему это правильно — Заборский и сам не знал; но душа ликовала, как будто главный архитектор совершил важное и доброе дело…

Была глухая ночь, когда Ира Гребенникова наконец покинула свое убежище. Все-таки она лучше других знала старый дом и сумела найти закуток, мимо которого прошли и добровольные сыщики во главе с Кравчуком, и вызванная под вечер милиция…

Сначала она лишь осторожно, опасаясь засады, выглянула. Но не было кругом ни огня, ни шороха; полная тьма и тишина, словно сомкнулся над головой стоячий пруд. Запасливая Ира, всегда имевшая в кармане джинсов спички, на ощупь отодрала клок обоев и зажгла его; при свете быстро догоревшего «факела» выбежала в актовый зал. Ее мучила жажда; она разыскала возле печи недопитую бутылку теплого, выдохшегося лимонада… Затем вступил в свои права голод, но куски хлеба, оставленные здесь несколько дней назад, были давно съедены т е м и… «И на здоровье», — подумала Ира, боясь даже в мыслях обидеть хозяев дома, которые сейчас, ночью, конечно же, были всесильны.

Бумага обожгла пальцы; Ира поспешно бросила ее и затоптала. В большой комнате было достаточно светло от луны, половиной сырного круга висевшей за разбитым окном. Она подошла поближе — туда, где в зазубренной осколками стекол раме лежало пепельное освещенное поле развалин. На месте улицы Грабовского вправо и влево, открывая глазам скат в глубокую долину и близкие огни проспекта Дружбы, простирался теперь сплошной пустырь, заваленный грудами кирпича. Кое-где остатки стен еще сохраняли план здания; стоял, точно косой парус, наполовину обрушенный торец, и тянулась от него четкая лунная тень по обломкам и рытвинам, пересекая гусеничные колеи.

И вот услышала Ира, как проскрипела, отворяясь, печная дверца, звякнули пустые бутылки… Она обернулась — мгновенно похолодевшая, с перехваченным дыханием. И успела увидеть, как по белому, точно снежная поляна, ковру слежавшихся газет метнулся к противоположному окну некто серый, почти неуловимый взглядом из-за молниеносных движений. На секунду… какое там — на долю секунды присел среди широкого подоконника — пушистая спина дугой, ушки-рожки на круглой кошачьей голове — и бесшумно канул вниз.

Ира бросилась через комнату вслед за ним.

Серо-серебристое небо было заслонено неподвижными массами листьев, у корней лежала на истоптанной земле причудливая теневая сеть. Еле различимые, внизу длинными, как бы в замедленной кинопроекции, нечеловечьими и незвериными прыжками промчались двое — а может быть, то лишь почудилось? Но нет: еще один вымахнул из окна, расположенного прямо под тем, в которое смотрела Ира. Словно птица скользнула, сложив крылья…

Он уже сидел под деревом. Неправдоподобно, за спину оборотилась мохнатая голова; прямо в глаза Ире внимательно и осмысленно глянули красно-зеленые глазища… Исчез. По-прежнему печально было кругом, призрачно-светло и безлюдно.