Следы на снегу - [52]

Во время стоянки на озере Эноуд несколько индейцев сильно разболелись, в особенности один из них, которого брат вез на санках уже два месяца. Он был поражен параличом, полностью лишившим движения одну сторону тела. Кроме того, он страдал еще внутренними болями и абсолютным отсутствием аппетита, из-за чего превратился в живой скелет и ослаб до такой степени, что едва мог говорить.

Теперь его положили на середину большой палатки для заклинаний, и тот же человек, что так искусно провел меня летом с глотанием тесака, теперь заявил, что собирается проглотить доску величиной чуть ли не с бондарную клепку. Доску подготовил его помощник, который по указаниям плута-знахаря на одной стороне нарисовал изображение какого-то хищного зверя, а на другой — символически обозначил небо.

После обязательного совещания с незримыми духами знахарь осведомился, тут ли я, что объяснялось дошедшими до него слухами о моем недоверии к его манипуляциям с тесаком. Он выразил желание, чтобы я подошел ближе. Тогда толпа расступилась, и я приблизился. Как и при «глотании» тесака, знахарь стоял совершенно обнаженным.

Когда знахарю подали доску, он вставил ее в рот, и она тут же у всех на глазах исчезла у него внутри, изо рта выступало не больше трех дюймов. Пройдясь три раза туда-сюда, он вытянул доску наружу и вбежал в палатку для заклинаний. И хотя я был весь внимание, подвоха обнаружить не смог. Что же до крепости и натуральности доски, то я ощупывал ее собственными руками как до процедуры, так и после нее.

Дабы несколько умерить фантастичность увиденной мной сцены и объяснить, почему все-таки укреплялась почва моего скептицизма, надо сказать, что все происходило темной и на редкость холодной ночью и, хотя неподалеку горел большой костер, оставалось все же немало возможностей для обмана и тайного сговора. Сам знахарь выполнял все нагишом, однако его окружало множество помощников, каждый из которых был полностью одет.

Необходимо также упомянуть, что накануне процедуры заклинания я во время прогулки случайно наткнулся на знахаря, который, сидя под кустом в нескольких милях от лагеря, вырезал точно такую же палочку, что торчала у него изо рта после того, как он якобы проглотил доску.

Через некоторое время после описанного эпизода глотания доски индейцы начали спрашивать меня, что я думаю по этому поводу. Я потерялся и не знал, что ответить, не желая оскорблять их чувства своими подозрениями. Осмелился только намекнуть, что человек никак не может проглотить доску, которая не только длиннее его позвоночника, но и почти в два раза шире рта. При этих словах кое-кто из индейцев посмеялся над невежеством, по их разумению, проявленным мною, и мне открыли, что это, мол, поджидающие поблизости духи проглотили или иным ведомым им образом спрятали доску так, что только кончик ее остался торчать изо рта заклинателя.

Мой проводник Матонаби, при всем его здравомыслии, уверял меня, что своими глазами видел, как некий индеец, присоединившийся к нам в пути, с легкостью проглотил детскую колыбельку. Его рассказ намного превосходил все виденное мной, и я, чтобы не подавать виду, что не верю Матонаби, начал настойчиво расспрашивать о духах, являющихся им в таких случаях. Мне рассказали, что они принимают самые разные обличья и почти у каждого заклинателя есть свой особый дух, а тому, который якобы глотал доску, обычно помогал дух, являвшийся в нему в виде облака.

Это объяснение я посчитал очень подходящим к случаю, ибо должен сознаться, что ни прежде, ни потом мой взор не застилали столь густые облака обмана. И если бы я случайно не увидел, как знахарь вырезал копию той самой доски, которую якобы глотал, то и по сей день не знал бы, как объяснить столь поразительный обман.

После того как знахарь продемонстрировал свое искусство, к нему присоединились в хижине еще пятеро мужчин и одна старуха — все великие мастера своего дела, которые, раздевшись донага, вскоре принялись втягивать в себя воздух, дуть, петь и скакать вокруг несчастного паралитика. Свои действия они не прекращали ни на минуту три дня и четыре ночи подряд, не беря в рот ни крошки пищи, ни капли воды. Когда эти обманывающиеся и вводящие в заблуждение других людей наконец вышли из хижины заклинателя, рты у них от жажды пересохли до черноты, а горло было совсем сорвано, так что они с трудом могли вымолвить слово.

После столь долгого поста они старались не пить и не есть сразу очень много. Некоторые из них выглядели чуть ли не хуже того несчастного, которого пытались спасти, однако тут было гораздо больше притворства, чем правды. Некоторые лежали на спине с застывшим взором, будто при смерти, и о них заботились как о малых детях. При них постоянно были сиделки, смачивавшие им рот жиром и время от времени дававшие отпить глоток воды.

Это представление длилось только один день, после чего все врачеватели совершенно поправились, если не считать легкой хрипоты в голосе. И что поистине поразительно, но тем не менее чистейшая истина: когда несчастного больного вынесли из хижины для заклинаний, он обрел на диво хороший аппетит и мог уже двигать пальцами на той руке и ноге, что давно отнялись. Через три недели он оправился настолько, что мог ходить, а в конце шестой недели уже пошел на охоту, чтобы добыть пропитание своей семье.